Двое парней, отделившихся от группы, праздновавшей бракосочетание, отличались отменным ростом и телосложением. Оба хмурились, а в руках держали изукрашенные резьбой дубинки с такими утолщениями на конце, которые свидетельствовали, что удар ими по голове будет весьма болезнен.
— Как мне отсюда выбраться? — спросил я у Лу.
— Следуй за мной, — ответил Лу. — Мы вдвое сократим путь, обогнув фламинго с тыла.
Я поспешно повернулся и пошел за ним, а он скользил над тропой мимо фламинго, все еще совершавших свой брачный танец или какой-то другой обряд. Потом снова через мелкую лужу, а уж после лужи мы сделали крутой поворот в сторону.
Смотреть было не на что. Дело в том, что такие сценические площадки занимают немалую площадь, а поэтому мне пришлось довольно долго шлепать по мелководью, пока Лу или, вернее, его интерпроекция, плавал возле меня, весьма похожий на себя во плоти, за исключением того, что ног он не промочил. Очень скоро мы достигли конца площадки и внезапно оказались в полной тьме. Такие разрывы между различными сценическими площадками делаются умышленно, дабы экономить энергию. Только светящаяся желтая полоска у вас под ногами ведет вас к следующей станции.
Лу болтал о наших общих друзьях — о ЛОРЕ и ДАГОНЕ, которые недавно заключили годичный контракт на сожительство, и о МОРИСИИ, недавно поступившей на работу в Запредельное Агентство. У нее вышла какая-то заминка со сбором нужных документов.
Я надеялся, что у Лоры все будет хорошо; ее я не видел уже несколько лет с того самого летнего сезона на ГРИН-АЙЛЕНДЕ — задолго до того, как триппы захватили его и превратили в пансион для последователей Новой Гностики. Ужасная жалость, ведь такие местечки, как Грин-Айленд, попадаются не каждый день и даже не каждый год — места, где природа, так сказать, хватает вас за шиворот и не отпускает, где существует волшебное равновесие между интродуцированной флорой и различными физическими константами острова. Создание подобных уголков редко окупается и обычно происходит совершенно случайно.
С Лу я тоже познакомился на Грин-Айленде, где он изучал психоживопись и каждый вечер напивался, делая это весьма изящно и не вызывая ни у кого отвращения. Да, тем летом мы недурно развлекались! Но это было тогда, а сейчас — это сейчас. Сейчас мне приходилось иметь дело с Фокисом, и я не мог не думать о том, как у меня там пойдут дела.
Принять решение и отправиться на Фокис — дело само по себе нелегкое. Причины моего появления здесь, которые казались мне столь существенными, когда я покидал Землю, начинали мне казаться теперь по меньшей мере легковесными, а в действительности — совсем необоснованными. Правда, у меня была машинка-чепушинка ГЛИННИСА, по всей видимости, обладавшая собственным разумом.