– Ты любишь ее, – повторила Делла. Голос ее звучал еще тише и еще увереннее.
– Нет, – выдавил из себя Хит, словно это «нет» могло перечеркнуть то, что он к ней чувствовал. Наклонившись, он поднял с пола рубашку. – У меня нет будущего. Я ничего не могу ей предложить. Все как было, так и осталось. – Он резким движением сердито просунул руки в рукава рубашки.
– Это не так.
Он в недоумении моргнул.
– Что?
– Твое будущее не так черно, как ты думаешь. – Глаза Деллы затуманились, и она отвела взгляд, глядя куда-то поверх его плеча.
– Как так?
Она медленно повернулась к нему спиной и направилась к креслу возле камина. Опустившись на мягкое сиденье с тихим шелестом юбок, она схватилась за подлокотники кресла так, словно надеялась получить в них опору. Пальцы, сжимавшие подлокотники, побелели.
– Думаю, ты захочешь меня прогнать.
– О чем ты говоришь? – настойчиво спросил он. Она облизнула губы и зажмурилась.
– Тебе не грозит сумасшествие.
– Что?
– Ты вне опасности…
– Я слышал, что ты сказала. И все же я не могу понять, что ты имеешь в виду.
– Я нашла письмо, написанное твоей матерью.
У него свело живот.
– Где оно? – прорычал он. Она отвернулась.
– Оно было адресовано твоему отцу. Я полагаю, он его получил. Я помню, ты говорил мне, что перед смертью твой отец жил здесь. Ты говорил, что он стал слишком возбудимым…
– Да, да, – перебил ее Хит. Он не хотел, чтобы ему напоминали о том, что отцом безумие овладело настолько, что его вынуждены были отселить от семьи.
– Должно быть, твоя мать послала его сюда. – Карие глаза Деллы смотрели на него в безмолвной мольбе.
Хит смотрел на нее молча. Голова его шла кругом, он пытался понять, почему она так на него смотрит.
– Она писала о смерти твоего брата, – хрипло продолжила Делла.
Он заставил ее замолчать, рубанув рукой воздух. Горло его сжал спазм. Он пытался забыть, он пытался отречься оттого безобразия, от той вечной ночи, что окружала его.
Он сжал кулаки и перевел дыхание. Как ни старался он забыть, воспоминания все равно не желали стираться из памяти, они бились о стены, которые он возвел вокруг себя. Рана на рану. Горе на горе. Тело матери, лежащей лицом вниз в луже собственной крови. Этот образ встал в памяти так же ярко, как тогда, когда он увидел ее такой. Руки его еще помнили маленькое теплое тело его брата. Грудь его распирало от крика, он силился дышать и не мог. И этот образ сливался с образом мертвой матери, разъедая его сердце, его рассудок.
Делла встала с кресла. Она прошлась перед камином. Свет очага падал на нее, окутывал ее фигуру мягким свечением, и светлые волосы ее в свете огня казались медно-рыжими. Когда-то ему так нравились эти волосы. Он так любил зарываться в них руками, лицом. Теперь он тосковал по совсем другим волосам. По волосам черным, как сланец, густым, как лошадиная грива, и гладким, как восточные шелка. Даже сейчас у него чесались ладони, так хотелось подержать в руках эти шелковистые пряди.