— Амнистия означает, что не будут, — сказал Диккинс. — Это значит, что все притворяются, будто ничего не случилось.
— Ну ладно тогда, — отозвался Виглет. — Но медали-то нам дадут? Я к тому, что, раз уж мы были… — он сосредоточился — от-важ-ными защитниками свободы, то по мне это стоит медалей.
— Думаю, нам просто стоило бы забаррикадировать весь город, — высказал Колон.
— Да, Фред, — произнес Мордач, — но это бы означало, что плохие люди, кха, оказались бы с нами.
— Верно, но мы были бы главными, — заключил Фред.
Сержант Диккинс набил трубку и сказал:
— Парни, вы просто языками чешете. Был бой, и вот вы все здесь, со всеми своими руками-ногами, и расхаживаете тут под солнышком. Это победа, так-то. Вы победили, понимаете. Все остальное — просто подливка.
Никто ничего не говорил, пока юный Сэм не произнес:
— Но Нэнсибел не победил.
— Мы потеряли пятерых, — сказал Диккинс. — Двоих подстрелили, один упал с баррикады, и еще один случайно перерезал себе горло. Такое тоже бывает.
Они уставились на него.
— А, вы думали, что нет? — спросил Диккинс. — Полно встревоженных людей, и острого оружия, и все носятся туда-сюда, и все это собирается в одном месте. Вы бы удивились, какие несчастные случаи могут произойти, даже когда враг в пятидесяти милях от вас. Люди умирают.
— У Нэнсибела была мама? — спросил Сэм.
— Его вырастила бабушка, но она уже умерла, — ответил Виглет.
— И больше никого?
— Не знаю. Он никогда не рассказывал о них. Он вообще мало говорил.
— Все что нужно сделать, это собраться вскладчину, — твердо произнес Диккинс. — Венок, гроб, все остальное. Не позволяйте никому другому заняться этим. И еще…
Ваймс сидел немного подальше от них и смотрел на улицу. Везде виднелись группы бывших защитников, и ветеранов, и стражников. Он увидел, как человек покупает пирог у Достабля, покачал головой и ухмыльнулся. В такой день, когда тебе бифштекс в горло не лезет, некоторые люди все равно будут покупать пироги Достабля. Это был триумф торговли и известного городского атрофированного вкуса.
Запели песню. Был ли это реквием или песнь победы, он не знал, но Диккинс начал ее, а остальные подхватили, и каждый пел так, будто был совершенно один и не слышал остальных.
— … как подымаются ангелочки… — Остальные подхватили мелодию.
Сжимая флаг, на еще неоспариваемом кусочке баррикады в одиночестве сидел Редж Башмак, и выглядел он таким несчастным, что Ваймс почувствовал, что должен поговорить с ним.
— … подымаются, подымаются, подымаются, как они подымаются вверх?
— Все могло быть хорошо, сержант, — поднял глаза Редж. — Правда, могло. Город, где человек может свободно дышать.