Эск сделала несколько шагов в их сторону и ударила ближайшую Тварь. Та попыталась отойти прочь и упала наземь.
Они могли быть уродливыми. Могли быть злыми. Но если вести речь о поэтичности движений, то эти Твари обладали всей грацией шезлонгов.
Эск свирепо посмотрела на Тварей, после чего бросила быстрый взгляд на Диск в стеклянной пирамидке. Вроде бы суматоха ничуть ему не повредила. Эск вышла наружу — если она сейчас действительно снаружи, а Диск — внутри. Но как, спрашивается, вернуться?
Кто-то расхохотался. Это был такой смех…
По существу, это был настоящий п'ч'зарни'чиуков. Сие застревающее во рту слово крайне редко используется на Диске, его помнят лишь пара-другая высокооплачиваемых лингвистов и, разумеется, крошечное племя к'турни, которое, собственно, и изобрело его. У этого слова нет синонимов, хотя камхулийский термин “сквернт” (“чувство, которое испытываешь, обнаружив, что предыдущий посетитель нужника извел всю туалетную бумагу”) в некотором роде соответствует ему по общей глубине ощущений.
Если же перевести данное понятие, то его значение будет примерно следующим: неприятный тихий звук, производимый мечом, вытаскиваемым из ножен у вас за спиной как раз в тот момент, когда вы думаете, что уже избавились от всех ваших врагов.
Хотя ораторы к'турни утверждают, что данный перевод не передает вызывающего холодный пот, останавливающего биение сердца, сводящего судорогой желудок значения оригинала.
Вот таков был этот смех.
Эск медленно обернулась. Саймон, держа сложенные чашечкой ладони перед собой, перемещался по песку в ее сторону. Его глаза были закрыты.
— Ты что, правда думала, что это будет так легко? — спросил он.
Или спросило. Голос этот не принадлежал Саймону, но производил впечатление дюжины голосов, говорящих одновременно.
— Саймон? — неуверенно окликнула она.
— Он нам больше не нужен, — заявила Тварь, скрывающаяся в его теле. — Он указал нам путь, дитя. А теперь верни нам нашу собственность.
Эск попятилась.
— Это вам не принадлежит, — возразила она, — кто бы вы ни были.
Белеющее перед ней лицо открыло глаза. В них царила чернота, не имеющая цвета, — они представляли собой дыры, за которыми существовало иное пространство.
— Мы могли бы сказать, что, если ты отдашь эту вещь нам, мы будем милосердны. Могли бы сказать, что позволим тебе уйти отсюда в твоем собственном облике. Но на самом деле наши слова ничего не изменят…
— Я вам не поверю, — подтвердила Эск.
— Ну что ж.
Существо-Саймон ухмыльнулось.
— Ты только оттягиваешь неизбежное, — заявило оно.
— Меня это устраивает.