Когда все вернулись в башню, Раха впала в обычное состояние полного неверия в себя. Создатель Миров, это ради нее сам элианский император сейчас творил непредставимую магию? Было бы ради кого… Девушка покосилась на пододвинутый ей Тинувиэлем стул и боязливо села на самый краешек. Даже не краешек, а на уголок. Стул, естественно, едва не перевернулся. С трудом удержавшись от визга, орочка судорожно уперлась руками в другую сторону сиденья и начала осторожно, рывками сдвигаться ближе к середине. Почему-то казалось, что все вокруг смотрят только на нее и смеются втихомолку. Она отчаянно покраснела, окончательно смутившись, и уперлась взглядом в пол. Стыдно-то как. Надо же было так опозориться перед императором…
Маран в самом деле незаметно посмеивался, глядя на девушку, но из-под маски этого не было видно. Он сам вырастил трех дочерей, поэтому прекрасно понимал метания Рахи. Вот отцу ее за такое воспитание морду бы набить не мешало. Какого дорхота ему понадобилось вбивать в мечтательного ребенка такой комплекс неполноценности? Неужели не понимал, что девочка отличается от других, и к ней неприменим обычный подход? Похоже, не понимал. Дурак. Дитя, судя по всему, очень талантливо, но страшно боится привлечь к себе внимание. Наверное, только насмешки и шпильки дома получала. Ей сейчас очень нужно понимание и душевное тепло, надо будет сказать Керталу… Хотя, что это он? Уж мастер-наставник понимает такие вещи не хуже, опыта старику не занимать, сотни учеников вырастил. Сумеет добиться доверия обиженного ребенка.
Тинувиэль сунул в руки Рахе чашку с лартом. Девушка покорно взяла ее, только вот руки так тряслись, что горячий ларт плеснул на штаны. От неожиданности она выронила чашку, разбившуюся со звоном, показавшимся орочке похоронным звоном по ней самой. Девушка с ужасом уставилась на лужу у своих ног в полной уверенности, что ее сейчас вышвырнут не только из дворца, но и из учениц. Лицо Рахи было, наверное, настолько красноречиво, что многие не удержали смешка. От этих смешков орочка сжалась еще сильнее, из ее глаз крупным горохом посыпались слезы. Император задумчиво хмыкнул, щелкнул пальцами, и лужа вместе с осколками бесследно исчезла, а перед девушкой появилась новая чашка с парящим лартом.
– Не бойся, маленькая, – с сочувствием в голосе сказал его величество. – Теперь тебе нечего бояться, ты среди своих. Никто тебя не обидит. И меня бояться не надо, я к своим добрый. Раз уж ты в эту дурную компанию попала, то называй меня, как и остальные, на «ты».
– Я-а-а-а… – попыталась что-то сказать орочка, но не смогла, ее била крупная дрожь, да такая, что она едва не откусила себе язык.