Человек заметался в подворотне, не найдя другого выхода выскочил на улицу… И угодил в самую гущу погони.
— Вот он! — послышался ликующий женский крик, и неясные тени заметались по улице. Затем донесся глухой стук падающего тела и шорохи возни на мостовой.
— Попался поросеночек! Упитанный ты наш!
В ответ раздался ужасный, леденящий душу вой. Гюнтер оцепенел, по коже пробежали мурашки.
— Что воешь, поросеночек? Глупый! Берите его, суккубы!
Похоже, его подхватили и поволокли по мостовой. Вой быстро удалялся, будто пойманного человека везли на машине. При этом слышалось быстрое ритмичное шарканье, словно на колеса автомашины нацепили щетки, подобно тому, как зимой надевают цепи.
Вой давно стих, а Гюнтер все никак не мог выйти из оцепенения. Чисто машинально сунул в карман зажатую в кулаке пуговицу и, не рискуя включать зажигалку, пошарил по мостовой. Найдя чужой пистолет и подобрав обломки палки, он переждал немного и только тогда осторожно вышел на улицу.
Тишина. Будто ничего не случилось. Ни одно окно, ни одна дверь не приоткрылись. Улица словно вымерла. Черные дома стояли мрачным ущельем. Только из ниши между домами, бросая на стены блики, вырывались дымные языки пламени.
Нетвердой походкой, со все еще звенящим в голове леденящим воем, Гюнтер опасливо приблизился к огню. Возле горевшей машины никого не было. Гудело пламя, трещала, сворачиваясь, оранжевая краска, со взрывом, разметывая искры, лопнули вначале одна, а затем другая покрышки.
Гюнтер поднял руки к лицу, чтобы вытереть пот, и увидел, что они заняты. Он сунул пистолет в карман, а обломки палки внимательно рассмотрел. Модная в Таунде трость. Осиновая. Кол. Он швырнул обломки в огонь.
В горящей машине что-то со звоном щелкнуло, и из образовавшейся трещины в баке с мыльным раствором засипела тоненькая струйка пара.
«Пора уходить», — понял он. Повернулся и ощутил, как под ногами хрустят сухие ветки. Тупо посмотрел на мостовую — разбросанных веток было много, — потрогал щеку. Затем нагнулся и подобрал несколько штук.
Шипение струи пара за спиной перешло в угрожающий свист, и Гюнтер заспешил прочь. Только когда раздался оглушительный взрыв, он остановился и оглянулся. В отсвете огня на мостовую выплеснулась волна пены, сквозь нее выскочило пару языков пламени, и все погасло. Остался только звук: шипение, потрескивание, да щелчковый звон остывающего металла.
До гостиницы он добрался без приключений. У входа немного задержался: как мог почистил костюм, снова потрогал саднящую щеку, посмотрел на башенные часы. В ярком свете практически полной луны часы показывали далеко за полночь. Он сверил время с ручными часами и вспомнил, что на этом меридиане в летнее время смеркается около одиннадцати.