После этих слов Кальтар многозначительно обвел взглядом Сенат, неторопливо свернул манускрипт и передал его консулу. Затем снова принялся обтирать шею свисающей через плечо полой тоги, оставляя на материи жирные пятна. Сенаторы настороженно молчали, ожидая его последнего слова, чтобы начать прения.
— Дикси, — наконец произнес Кальтар и с достоинством понес свои телеса на место.
Против ожидания, шум в зале поднялся довольно умеренный и лишь немногие сенаторы стали просить слова. Но Кикена и этих немногих лишил возможности высказаться. Он поднял жезл и встал с консульского места.
— Прения по данному вопросу считаю науместными, — сказал консул. — Он уже трижды обсуждался в Сенате, и все дополнения и поправки учтены сенатским коллегиумом и секстумвиратом Сабаторийского холма при составлении скрижали. Поэтому, волею Великого Пата и во благо его, я спрашиваю; готов ли Сенат утвердить скрижаль о введении в империи единых мер весов, объемов, расстояний и времени?
Крон поймал на себе настороженный взгляд Кикены. Консул явно передергивал. Вопрос о новом годовом исчислении в Сенате не обсуждался, и Кикене, как и всякому честолюбцу, ой как не хотелось вносить в него поправки. Кое-кто из приверженцев Крона пытался что-то выкрикнуть по этому поводу, но Крон оборвал их, первым выбросив вперед руку с раскрытой ладонью в знак одобрения скрижали.
Ни к чему ему мелкие распри с консулом.
Кикена с облегчением обвел взглядом Сенат. Противников скрижали не было.
— Волею консула, — провозгласил он, с трудом сдерживая торжество, — данной мне Сенатом Великого Пата, объявляю скрижаль о новых единых патских мерах весов, объемов, расстояний и времени законом! И да будет так с сего дня. Дикси.
И он сел под одобрительные возгласы.
«Сейчас, — подумал Крон. — Сейчас начнется». Он отыскал глазами Сейка Аппона. Тот уже тянул вверх указательный палец и даже подпрыгивал на своей подушке от нетерпения.
— Слова! — наконец, не выдержав, закричал он. — Слова!
Получив разрешение, он быстро сбежал вниз и, повернувшись лицом к Сенату, поднял вверх ладони, прося тишины.
— Сегодня Сенат был на редкость единодушен, — вкрадчиво начал он и обвел взглядом сенаторов. — Но кто из вас поручится, что завтра по городу не поползут слухи о бесчинствах, якобы творившихся здесь?
Сенат непонимающе загудел.
— Сегодня мы славили императора Тагулу, — продолжал Аппон. — Но кто поручится, что завтра о хвалебной речи в его честь в городе не будут говорить, как о бадье помоев?
Гул в Сенате начал нарастать. Многие сенаторы все еще не понимали, к чему клонит Аппон.