– Я прошу немного, – сказала она. – Вечером ты попросишь, чтобы я спела. Это будет в последний раз. Если ты не позволишь мне подойти и посмотреть, что делают эти калданы, никогда не буду петь для тебя.
Чек колебался.
– Я буду все время держать тебя за руку, – сказал он.
– Пожалуйста, если хочешь, – согласилась она. – Пойдем.
Они двинулись к рабочим и – к холмам. Небольшой отряд калданов выкапывал клубни из земли.
Она заметила, что все они заняты своей работой, их отвратительные глазки были устремлены вниз. Она подвела Чека совсем близко к ним, говоря, что хочет внимательнее рассмотреть их работу. Все это время он цепко держал ее за руку.
– Очень интересно, – сказала она со вздохом. Затем вдруг. – Смотри, Чек! – И быстро указала назад, на крепость.
Калдан, державший ее, отвернулся и посмотрел в том направлении; в тот же момент с ловкостью бенса она ударила его кулаком, вложив в него всю свою силу – ударила прямо в затылок его мягкой головы, как раз над воротником. Удар оказался удачным. Он выбросил калдана из гнезда на плечах рикора и отбросил на землю. Тут же рука, сжимавшая ее запястье, разжалась, не контролируемая больше мозгом Чека. Рикор неуверенно отошел на несколько шагов, опустился на колени и лег затем навзничь. Но Тара не дожидалась этого. Как только пальцы разжались на ее руке, она бросилась бежать к холмам. Одновременно с губ Чека сорвался предупреждающий свист: потревоженные рабочие распрямились, один из них оказался как раз на пути Тары. Она удачно увернулась от его распростертых рук и вновь побежала к холмам, к свободе. Вдруг она споткнулась об инструмент, вроде мотыги, который лежал, наполовину присыпанный землей. Спотыкаясь, она побежала дальше, пытаясь восстановить равновесие, но ее нога все время попадала в борозды, она вновь спотыкалась и бежала дальше. Споткнувшись в очередной раз и упав, она почувствовала на себе чье-то тяжелое тело, еще мгновение – и она окружена… Ее поставили на ноги; взглянув по сторонам, она увидела, как Чек пробирается к своему безвольному рикору. Чуть позже он подошел к ней.
Отвратительное лицо, не способное выражать чувства, никак не проявляло того, что происходило у него в мозгу. Был ли это гнев или ненависть? Или жажда мести? Тара не знала, да ее это и не интересовало. Случилось самое худшее. Она попыталась освободиться и потерпела неудачу. И другой возможности не будет.
– Идем! – сказал Чек. – Мы возвращаемся в крепость.
Абсолютная монотонность его голоса не нарушилась. Это было хуже, чем гнев, ибо полностью скрывало его намерения. Ее ужас перед этим гигантским мозгом, совершенно лишенным человеческих чувств, усилился.