В смысле, пока работает счетчик, а какой-нибудь фотограф кричит: "Дай мне эмпатию!"
Потом вспышка камеры.
"Дай мне симпатию!"
Вспышка!
"Дай мне жестокую честность!"
Вспышка!
- Не дай мне умереть здесь, на полу, - просит Брэнди, и ее большие руки цепляются за меня.
- Волосы, - продолжает она. - У меня волосы сзади окажутся примяты.
Я вроде бы в курсе, что Брэнди скоро умрет, но в это по-прежнему трудно поверить.
Эви хлюпает носом все громче. Плюс к этому, сирены пожарных издалека коронуют меня Королевой Города Мигрени.
Ружье еще вращается на полу, но все медленней и медленней.
Брэнди рассказывает:
- Не так Брэнди Элекзендер хотела закончить жизнь. Сначала она мечтала еще стать знаменитой. Знаешь, перед смертью ей хотелось успеть попасть на телеэкран в перерыв розыгрыша Суперкубка, и отпивать обнаженной диетическую колу в замедленном показе.
Ружье останавливается, не указывая ни на кого.
Брэнди кричит хнычущей Эви:
- Заткнись!
- Сама заткнись! - орет Эви в ответ. Позади к ней медленно спускается огонь, пожирая лестничный ковер.
Сирены слышны отовсюду, скитаются и визжат по всему району Уэст-Хиллз. Люди готовы посбивать друг друга с ног за право позвонить 9-1-1 и стать великим героем. Никто с виду не готов к приезду большой съемочной группы, а ведь она прибудет с минуты на минуту.
- Это твой последний шанс, милая, - говорит Брэнди, а ее кровь заливает все вокруг. А потом:
- Ты меня любишь?
Именно этим вопросом ребята отбирают у тебя центр внимания зрителей.
Именно так ребята ловят тебя на лучшую фоновую роль.
Даже больше пылающего дома кажется огромное ожидание, - ожидание того, что я скажу три самых затертых слова, которые можно найти в любом сценарии. Те слова, которые для меня будто моральный онанизм. Просто слова - и все. Бессильные. Лексика. Диалог.
- Скажи, - повторяет Брэнди. - Это так? Ты правда любишь меня?
Все та же любительская манера, в которой Брэнди играла всю жизнь. Бесконечный непрерывный живой спектакль Брэнди Элекзендер, - правда, сейчас все менее и менее живой.
Маленьким сценическим действом беру руку Брэнди в свою. Милый жест; но потом я пугаюсь неприятностей от переносимой с кровью заразы, а тут, - бах! - потолок столовой рушится, искры с золой выплескиваются на нас из ее дверей.
- Даже если не можешь полюбить меня - расскажи историю моей жизни, - просит Брэнди. - Девушка не может умереть, пока вся жизнь не пронесется у нее перед глазами.
Похоже, мало у кого здесь совпадают эмоциональные потребности.
А потом огонь подбирается по лестничному ковру к голой заднице Эви, та с криком вскакивает на ноги и грохочет вниз по ступенькам на обгоревших высоких каблуках. Голая и безволосая, одетая только в золу и проволоку, Эви Коттрелл вылетает через парадный вход на большую публику: к свадебным гостям, серебру, хрусталю, к подъезжающим пожарным машинам. В таком вот мире живем мы с вами. Условия меняются, мы мутируем.