— Но ты все равно сделаешь по-своему, Сережа. Я знаю.
Сели за широкий кухонный подоконник. После двух обжигающих глотков необычайно душистого и крепкого кофе Синицын ощутил себя абсолютно трезвым. Ромашка от кофе отказался наотрез. Пока Синицын с Алисой разговаривали, счастливый супруг беспорядочно бродил по квартире, отыскивая где-то им припрятанные и досадно позабытые полбутылки вина.
Он ворвался в кухню, размахивая пыльной зеленой бутылкой, из которой плескало во все стороны, и вопя о своей невероятной удаче:
— Нашел! В старом валенке нашел!
— Если ты на манеж теперь выходишь так темпераментно, — сказала Алиса, — это прекрасно. Поздравляю. — И отняла у Ромашки вожделенную бутылку. — Сейчас же пей кофе. Если будешь себя хорошо вести, тогда посмотрим…
Роман глотал кофе и проигрывал чудовищное отвращение к этому напитку. Допив, показал пустое дно чашки и потребовал за свои кофейные муки немедленного вознаграждения.
Алиса протерла пыльную бутылку и достала три высоких стакана.
Ей пришлось долго шлепать Романа по рукам, но он не успокоился, пока Алиса не разлила всем вино.
Подняли стаканы, и Алиса вдруг сказала: — Я хочу видеть вас обоих сразу. Давайте перейдем за большой стол. Только стаканы — чур! — не ставить.
В шесть рук перетащили все хозяйство в столовую. Уселись.
— Я скажу тост! — заорал Роман.
— Нет, скажу я. А вы будете слушать.
Алиса вдруг побледнела, губы сжались в бескровную полоску, глаза смотрели в лица друзей с гипнотической прямотой.
— Клоуны! — Голос Алисы заметался в дружеском треугольнике, ударяясь прямо в сжавшиеся дурным предчувствием сердца мужчин. — Милые мои клоуны! Сегодня мы навсегда прощаемся с замечательной, да, замечательной — мы все трое это знаем, — с замечательной цирковой артисткой Алисой Энриковной Польди. Прошу встать!
И щелкнула языком, как шамбарьером, — ап!
Мужчины вскочили, не веря своим ушам.
Роман смотрел на нее, растеряв за эти минуты и опьянение и веселость.
— Алиса, любовь моя…
Она со стукам поставила пустой стакан.
— Ромашка, милый… Мальчики… если бы видели… вчера в первый раз за всю свою жизнь… на публике… в первый раз я пристегнула лонжу.
Она опустилась на стул и устремила взгляд далеко-далеко — куда? Может быть, на стенки в маленьком белом домике на берегу Черного моря.
— Алисочка… — утешал Роман, не решаясь к ней прикоснуться. — Ну что ты, Алисочка. Ты же гениальная… займешься дрессурой, будешь дама с собачками. — А сам часто моргал и шмыгал носом.
— Не надо, мой хороший… Всему когда-то приходит конец.
…Синицына оставили ночевать в кухне на раскладушке.