– Но ты можешь снова начать думать о нас иначе, – с надеждой произнес он. – Ты вернулась и…
Я покачала головой.
– Есть что-то еще, верно?
Я кивнула.
– Ты все еще любишь этого Бо Андриса, хотя он сделал тебе ребенка и бросил тебя, так? Так? – требовательно спросил Поль.
– Да, Поль, думаю, это так.
Мгновение он смотрел на меня, потом вздохнул.
– Что ж, это ничего не меняет. Я всегда буду в твоем распоряжении, – твердо пообещал мой сводный брат.
– Поль, не заставляй меня пожалеть о том, что я вернулась.
– Конечно, этого не будет, – заверил он. – Что ж, мне лучше пойти домой. – Поль направился к двери. Остановился и снова посмотрел на меня. – Но ты знаешь, что они все равно будут так думать, правда, Руби?
– Как?
– Что ребенок мой, – сказал он.
– В нужное время я скажу правду.
– Они тебе не поверят, – настаивал Поль. – Как Ретт Батлер сказал в «Унесенных ветром»: «Честно говоря, дорогая, я не дам за это и гроша».
Он рассмеялся и вышел, оставив меня более смущенной, чем обычно, и более напуганной тем, что приготовило для меня будущее.
Я снова почувствовала себя дома быстрее, чем это казалось мне возможным. Всю неделю я проводила в прядильной комнате наверху, превращая хлопок в одеяла, которые продавала в киоске на улице. Из пальмовых веток я делала шляпы, а из дубовой коры – корзины. Я не так хорошо готовила гумбо, как это делала бабушка Катрин, но я старалась, и у меня получалось вполне прилично, чтобы продавать его во время ленча. Я работала по вечерам, а по утрам сидела в киоске. Я думала о том, чтобы заняться живописью, но в настоящий момент у меня не было ни одной свободной минуты. Поль первым обратил на это внимание.
– Ты так много работаешь, чтобы обеспечить себя, что у тебя не остается времени развивать свой талант, Руби, а это грех, – заметил он.
Я не ответила, так как знала, что у него на уме.
– Мы бы отлично ужились вместе, Руби. Ты бы снова стала обеспеченной женщиной, смогла бы заняться тем, чем тебе захочется. У нас будет няня для ребенка и…
– Поль, не надо, – попросила я. У меня задрожали губы, и он быстро сменил тему, так как ни за что на свете мой сводный брат не сделал бы ничего такого, что заставило бы меня заплакать или опечалило бы.
Недели складывались в месяцы, и скоро я почувствовала себя так, словно никогда не уезжала отсюда. Вечерами я сидела на галерее и смотрела на случайные машины или любовалась луной и звездами, пока не появлялся Поль. Порой он приносил губную гармошку и играл одну-две мелодии. Если музыка звучала слишком печально, Поль вскакивал на ноги и, пританцовывая, начинал играть что-нибудь поживее, заставляя меня смеяться.