Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт (Шифман) - страница 37

Рути остолбенела, пытаясь вникнуть в чудовищный набор слов, который она только что услышала, да ещё и произнесённый приторным тенорком Пительмана. «А ты не подумал, что неплохо хотя бы меня спросить? Например, чего я хочу!.. — отстраняясь от него, ледяным тоном с едва скрываемой яростью, наконец, спросила Рути. Куда девалась её мягкость и робость!.. — А, кстати, что у тебя с Офелией?

Ведь вы же известная в Эрании пара! Да чего уж там — в Арцене, гремите на весь просвещённый мир!» — «А что Офелия! Она нам не помешает, если для тебя это так существенно. Она помогла не одному мужчине сделать великолепную карьеру… Между прочим, Миней мне как-то рассказывал, что он её и твоему Моти предлагал: это, ничуть не мешая вашей семейной жизни, помогло бы ему взлететь на недосягаемые карьерные высоты. Ты себе не представляешь, как бы вы тогда жили! В каких кругах бы тогда вращались!.. У-у-у!!! А он, дурак, отказался… Где-то я его понимаю — у него та-а-акая женщина, как ты, Рути, любимая моя…» — «Заткнись, дурак!» — яростно прошипела Рути. — «Ну, вот, ругаться на влюблённого Тимми… Давно влюблённого! — подчеркнул он со значением, старательно не обращая внимания на выражение гадливости на лице Рути. — Но я не обижаюсь. Я понимаю, что ты просто немного… того… не в себе… офонарела, так сказать… Получить та-а-акое предложение от человека, почти добравшегося до самой вершины… Моти тоже мог бы достичь таких же высот, если бы не был таким… э-э-э… скажем там — зарвавшимся идеалистом… Да-а-а… Зато мне повезло! Офелия… — мечтательно, как кот, зажмурился Тим и промурлыкал: — Она нам — повторяю! — не будет мешать.

Кроме того… ты ведь и не знаешь, что на неё запал твой Галь… Вот и…» — «Что-о?!!

Что ты болтаешь! Галь — юный мальчик! А эта… ящерица… ему в матери годится!

Если я что-то узнаю…» — «Ну, и что будет? В полицию заявишь? Да кто тебя будет слушать! Ведь нынче полиция — фактически одна из ветвей гвардии дубонов, а я — их куратор! — хвастливо заявил Тим, продолжая заглядывать Рути в глаза. — Со мной не шути!» — «А я с тобой ни шутить, ни просто общаться не собираюсь! — холодно отрезала Рути. — И оставь моих мальчиков в покое! Хватит их развращать!» — «Понимаешь, darling, они не хотят, чтобы я их оставил в покое, они не хотят со мною расставаться. Они не раз высказывались в том духе, что, мол, как было бы хорошо, если бы я был их отцом, как бы отлично мы зажили все вместе…» Рути молча, с выражением крайнего отвращения на лице, уставилась в экран, только бы не видеть крупного наглого лица непрошенного визитёра. По телевизору показывали пустой двор ульпены, где училась её дочь, и Рути отвернулась, не зная, что ещё можно сделать, чтобы и не смотреть на экран, и не видеть ненавистного широкого лица. Тимми продолжал заливаться соловьём: «Ну, Рути, милая моя, я не сомневаюсь в твоём благоразумии: рано или поздно ты поймёшь, не можешь не понять…