Может, в самом начале ораковения не очень аккуратно свернули несколько витков, вот и вкралась ошибка… Кстати, Левин, которому я в своё время зарубил идею виртуальных звуковых зеркал и линз, тоже способен распутать этот клубок… Его держат где-то в Шестом отделении, исследуют синдром. Как бы не переусердствовали!
Надо поговорить с Тимом: Левин нам может пригодиться», — вздохнул Миней. «А я настаиваю: нам необходимо выявить и выловить всех носителей силонокулл-синдрома и — в Шестое отделение. Если мы их не изолируем, как мы внедрим азы фанфарологии?..
Как мы сделаем всех-всех-всех счастливыми?!» — не вникая в доводы Мезимотеса, гудел своё Арпадофель, стараясь, чтобы его не слышала резвящаяся молодёжь.
Миней сквозь очки поглядел на молодёжь и тихо пробормотал: «Ну, эти уже донельзя счастливы! Расковались до предела!» — «Но ты мне не ответил на моё предложение…» — упрямо гудел Арпадофель. — «Расширить Шестое отделение, увеличив число специальных палат — это я четырьмя руками «ЗА»: феномен нужно исследовать.
Действуй, Главный Фанфаролог! Если нужна моя помощь, я всегда к твоим услугам!» Они начали следующую бутылку коньяка. Миней заговорил о Моти: «Мы не знаем, что случилось с Блохом…» — «Теперь ты видишь, что я оказался прав — он недостоин нашего доверия! Зато сыновей вырастил! — Коба, качнув головой, патетически воскликнул: — Что ж, мы люди порядочные! Ту премию, что ему причиталась бы, если бы… э-э-э… выплатим… его сыновьям. Как если бы с папой-изобретателем что-то, не дай ихний Б-г, случилось. Это только справедливо!» — «Точно! А сейчас, Коба, оставим дела! Давай лучше выпьем! У Блоха в погребах хороший коньяк. Понимает в этом толк, собака! Налегай!» Некоторое время они налегали на коньяк, по-хозяйски извлечённый ими из бара, упрятанного в стену салона, обмениваясь негромкими замечаниями по поводу того или иного сорта коньяка и передавая друг другу закуски. Мезимотес поглядывал в салон, потом немного смущённо на Арпадофеля. Тот по-своему понял его смущение, заметив: «Молодость на то и даётся, чтобы познать себя до конца. А это невозможно без полного и безусловного освобождения от всех и всяческих пут и ограничений. Я за безграничную раскованность! Эх, был бы я помоложе! Что, думаешь, мне бы в этой весёлой компании места не нашлось?» Миней прищурился и незаметно окинул взглядом сдобненького Арпадофеля, искоса глянул на его пронзительные направленные в разные стороны глаза: один сверкал молочно-белым прожектором, блуждая туда-сюда, другой, похожий на оловянную пуговицу, вперился в самого Минея. Он ничего не сказал, но про себя подумал: «Как знать, может, Арпадофель на самом деле чувствует лучше всех веяния молодёжной моды, её вектор и то, как этот вектор развернуть в сторону нашей струи. Этим ребятам унитазификация современной эстетики, если правильно подобрать темп её внедрения в массы, не может не нравиться. А гениальная идея Фанфарирующего Золотого Гальюна!