«Имейте в виду: вашей семьёй займётся «Комиссия по охране прав ребёнка». Не исключено, что у вас отберут ваших остальных детей, поскольку вы оказались не способны воспитать старшего сына. Он обвиняется в злостном антистримерстве, в участии в подрывной и хулиганской деятельности по срыву Большого музыкального Турнира… — начал зачитывать по бумажке Галь, не глядя ни на дядю, ни на маленьких двоюродных братьев и сестру, ни на внезапно появившихся из соседней комнаты родителей. — …а также… — и он возвысил голос до крика: — в доведении до смерти рош-ирия Эрании адона Ашлая Рошкатанкера!» — «Я не понял — на каком основании вы ворвались в мой дом, рыщете по нему, устраиваете погром, пугаете моих детей, разбрасываете и ломаете их игрушки… вообще наши личные вещи? Да ещё и учиняете мне допрос с дикими, нелепыми обвинениями! Вы когда-нибудь слышали о неприкосновенности жилища? О праве личности?» — наконец-то, нашёлся Арье, пристально уставившись на племянника. Галь ничего не ответил, но начал опасаться, что его дубоны обнаружат совсем нежелательную для элитария, да ещё и командира звена дубонов, явственно написанную на лице родственную связь с мракобесной фиолетовой семейкой. Поэтому он отвернулся от дяди, окликнул своих подчинённых голосом, в котором звенел металл, и отдал приказ тщательно обыскать всю квартиру, сквозь зубы пробормотав: «Не удивлюсь, если они прячут парня… — и добавив: — Обыскать весь дом! Если обнаружатся какие-либо запрещённые устройства, типа летающих тарелок, как бы они их ни называли, тем более запрещенные так называемые музыкальные инструменты — конфисковать! Тогда мы с ними по-другому будем разговаривать!..» Арье побледнел, но изо всех сил старался не показать, в основном детям, своего страха.
Дубоны разошлись по квартире, а Галь развалился в кресле салона своего дяди, сверля того мечущими молнии глазами, напоминавшими Арье грозный взгляд отца в те дни, когда он сам был мальчишкой… Лениво оглядывая салон, Галь неожиданно увидел совершенно оторопевшего отца: «А ты-то тут как оказался? В этом логове отпетых антистримеров? И ты, маманька? Тебе бы лучше домой вернуться… Не думаешь ли ты, что у тебя бессрочная протекция?» — «О чём ты, сын! О какой протекции! — воскликнула Рути, и лицо её залила краска гнева: она прекрасно понимала, на что намекал сын. — Ты что, не знаешь или позабыл, что это мой брат и твой дядя Арье? Тот, который тебя когда-то на руках носил…» — «Стыдись, мать!
Они мне никто и звать никак! — покраснев, сквозь зубы забормотал Галь. — Daddy, я тебе по-доброму советую вернуться на работу — и не появляться в таких местах, которые позорят тебя как элитария и как сотрудника СТАФИ… — и он снова повернулся лицом к Арье, глядя поверх его головы: — Где ваш старший сын?» — «Я уже сказал — в талмуд-торе…» — «А я отвечаю: нам известно, что это ложь!