Сегодня и до завтрашнего утра ты мой шомрош — лично и безраздельно. Поэтому я приказываю тебе отрабатывать пассаж до тех пор, пока меня это не удовлетворит…
И никаких ни кушать, ни пить не будет, пока я не сочту, что всё отработано в приемлемом виде!» Галь испуганно посмотрел на своего свирепого кумира. Брат Гай сидел рядышком на полу, и на его лице было написано непередаваемое страдание, в серых глазах стояли слёзы, готовые вот-вот выплеснуться наружу. Аль-Тарейфа в машинальной задумчивости крутил его ухо, сильно распухшее и превратившееся в нечто бесформенное, темно-бордовое от этих нежностей.
* * *
На память Галю пришли одна за другой картины: они с Тимми сидят за столиком вместе с этими великими виртуозами, и Ад-Малек в приступе своей фирменной нежности больно, до синяков щиплет одного, затем другого близнеца за щёку… «А наш ласковый Тимми, наш второй отец, ничего не заметил! И даже не подумал нас с братишкой защитить!» — вдруг с возмущением подумал юнец о Тиме, стараясь незаметно погладить брата. Потом непостижимым образом подумал об отце, о котором ничего не знал с тех пор, как они покинули палату больницы, куда устроили отца после обыска у своих родных дядьёв в Меирии. И тут же ему на память пришло, как после Турнира они с братом, вместо того, чтобы сопроводить сестру до дома и запереть её, вышли из машины отца и направились пить с друзьями-дубонами в паб «У Одеда».
С тех пор они сестру так и не видели ни разу и даже не имеют понятия, где её искать. Кто-то рассказывал, что её возле ульпены избили штили Антона. Но с тех пор никто её не видел и о ней не слышал. «Наше упущение! — мрачно подумал Галь, — вот поэтому нас теперь и мучают! А сейчас… Куда она и её дружки подевались?
Где их искать?» Он в ярости скрипнул зубами, глаза его налились злобой.
* * *
…И снова перед глазами встало побледневшее лицо отца, его чёрные глаза, сверкающие яростью, смешанной с болью… Галь потянулся за та-фоном: «Вы позволите мне, сахиб, позвонить в больницу, узнать, как там наш daddy?» — «В общем-то, позволять бы не стоило, пока пассаж не получится, — зловеще ухмыльнулся кумир, при этом снова пребольно ущипнув его одновременно за щёку и ухо. — Ну, да ладно… если, конечно, линия работает… Сам понимаешь, мой силонофон может… э-э-э… совершенно нечаянно создавать помехи… до полного обрыва на линии. И для получаемой информации тоже…» — многозначительно добавил Ад-Малек, и губы его как бы исполнили стремительный короткий танец, завершив его презрительно-искривившейся линией…
Конечно же, та-фон молчал, потому что как раз в этот самый момент великому виртуозу взгрустнулось завинтить тот свой знаменитый пассаж, который в программе отца запустил саморазрастание его компьютера…