Через пять минут Геральт уже мирно спал у себя в комнате под монотонный аккомпанемент льющейся в ванной воды.
Геральт проснулся в тот же миг, когда Ламберт в соседней спальне отбросил легкое одеяло и сел на кровати.
Из окна в комнату нехотя лилась серая мгла, предвестница будущего рассвета; в проходе между кроватями на плетеном коврике громоздились ботинки Геральта. Один, как положено, стоял, второй свалился набок.
— Ну, чего? — пробурчал Ламберт из-за стены. — Двинули?
Пробурчал — и потянулся, словно большой ленивый кот. Геральт этого не видел, но знал наверняка: Ламберт всегда так поступал, проснувшись. Где бы это не происходило — под железнодорожным мостом в картонной коробке, в постели у какой-нибудь загрустившей вдовушки или в необъятном люксе «Премьер-паласа» — Ламберт всегда сначала потягивался, а потом уж вставал на ноги.
— Раньше начнем, моложе управимся, — сказал Геральт многозначительно и пошел умываться.
На утренние процедуры ведьмакам с головой хватило пяти минут. Через семь после подъема они уже сидели в джипе Ламберта.
— Как ты без машины обходишься, не понимаю! — сказал Ламберт со вздохом. — Я вот без джипули своего — как без рук.
— Лучше без рук, чем без головы, — пожал плечами Геральт.
— В смысле?
— Любые привязанности делают нас слабее.
— Да какая тут привязанность? — удивился Ламберт. — Элементарное удобство.
— Знаешь, — глубокомысленно заметил Геральт, — невзирая на отсутствие машины, еще не было случая, чтобы я не добрался туда, куда хотел.
Засмеялись ведьмаки одновременно.
— Ну, вперед! — выдохнул Ламберт и врубил передачу.
До Очакова они домчали за час — как раз к рассвету. Геральт бывал здесь несколько раз, в том числе и по ведьмачьим делам, и в целом эту часть Большого Киева представлял достаточно хорошо. Однако в тех закоулках, куда уверенно и со знанием дела зарулил Ламберт, кроме аборигенов вряд ли кто-нибудь свободно ориентировался. Одно- и двухэтажные домишки с прилегающими крохотными двориками и садиками, извилистые узенькие улочки-переулочки, многие из которых даже асфальта сроду не знали — осенью тут грязища, небось трактора вязнут. По крыше джипа скребли вишневые, черешневые и абрикосовые ветви. С заборов-штакетников сыпалась облупившаяся краска.
— Ну и дебри, шахнуш тодд! — не выдержал Геральт. — Ты куда меня привез, Лам?
— Куда надо! — хохотнул Ламберт и притормозил у приметного двухэтажного дома, похожего на гигантскую коробку из-под обуви — и веселенькой салатной расцветкой, и особенно громадным, небрежно намалеванным на стене ботинком.