Сегодня было седьмое ноября. В прежние дни в советских посольствах этот день считался не просто праздником, а главным праздником, и все сотрудники зарубежных представительств дружно отмечали этот день. После девяносто первого года подобные праздники не отмечались не только в российских посольствах, водрузивших на своих зданиях триколоры, но и в посольствах других государств, бывших республик СССР, словно седьмое ноября не имело никакого отношения и их истории.
Дронго подумал о том, что раньше в этот день проводились грандиозные демонстрации и парады, когда людей собирали в колонны секретари партийных комитетов, направлявших энтузиазм людей в нужное им русло. Надуманный энтузиазм масс был нужен руководству страны для подтверждения своего реноме внутри страны и на Западе. Но сами люди часто искренне тянулись к праздникам, превращая ноябрьские и первомайские демонстрации в веселые шествия, доставлявшие удовольствие детям и хоть отчасти компенсировавшие отсутствие многих карнавальных и уличных мероприятий, которые были запрещены.
Он ждал до восьми часов вечера, нервничая оттого, что осталось так мало времени. Однако в восемь часов раздался звонок, и Гуго сообщил ему, что Гайслера можно найти в Дортмунде на Кайзерштрассе.
— Номер дома? — уточнил Дронго.
— Он будет ждать вас завтра в этом доме в девять часов утра, — сообщил Гуго. — Надеюсь, вы успеете туда доехать. До свидания.
Уточнив адрес и взглянув на часы, Дронго буквально ворвался в номер Ларисы.
— Мне звонил Гуго. Нужно срочно выезжать в Дортмунд, — сказал он. — Кажется, Гайслер вернулся в Германию.
— Этого не может быть, — возразила Лариса, — это ловушка. Ты поедешь в Дортмунд, и тебя арестует немецкая полиция. Либо подставят как убийцу, либо убьют как ненужного свидетеля. Я бы на твоем месте никуда не ездила.
— Я должен разобраться, — упрямо настаивал Дронго. — Ведь Гайслер не должен был возвращаться в Германию ни при каких обстоятельствах. Израиль передал на него сведения в Интерпол, и его появление в любой точке Европы автоматически должно привести к его аресту. Однако он рискнул вернуться. Тогда почему он так рискует? И что действительно произошло в Тель-Авиве? Чем ему так сильно мешал Бутцман, что он решил его застрелить? Своего друга, который спас ему жизнь. Почему он решил застрелить Бутцмана?
— Ответ лучше искать в Берлине, — упрямо сказала Лариса. — Сегодня уже поздно. Седьмое ноября. У нас еще есть в запасе два дня.
— Если будем сидеть в отеле, то у нас ничего не получится, — резонно возразил Дронго. — Я собираю вещи и выезжаю в Дортмунд.