Я предположила, что она надела перчатки потому, что, если держать голыми руками поводок сильной собаки, можно повредить руки.
— Я работала в саду… — говорила Элизабет, как будто извиняясь за свой вид.
Я сказала:
— Бедная Бэлл. Она не любит ходить на поводке.
— Может быть, мне следует ее отпустить? Ты пойдешь в Грассленд?
— Вполне возможно, — ответила я. — Я пошла просто прогуляться.
Так мы шли и разговаривали, в основном об успехе минувшей вечеринки. Мы смеялись над нашими шарадами, и к тому времени, как дошли до Грассленда, Элизабет чувствовала себя так же свободно, как обычно. Но зайти она мне не предложила.
* * *
Мое беспокойство усиливалось. На следующий день после утренних занятий я пошла прогуляться и опять меня неотвратимо повлекло к Эндерби-холлу. А когда я подошла к забору, то почувствовала желание пойти на запретную территорию и взглянуть на то место, где Бэлл нашла башмак. Я уже наловчилась легко перелезать через забор.
Утром это место казалось менее зловещим. Сквозь деревья пробивался солнечный свет, на них теперь уже почти не было листьев. Я видела двух черно-белых сорок на фоне неба и нахального маленького кролика, с важным видом расхаживавшего в нескольких шагах от меня и помахивавшего хвостиком. Я с грустью подумала о том, что многие птицы уже улетели в теплые края: улетели ласточки и мои любимые песочники.
Дубы стали бронзовыми, листья высохли и готовы были опасть.
Я пришла на место раньше, чем осознала это. Да, это здесь. Я подошла ближе. Земля выглядела так, словно здесь недавно копали. Конечно, не Бэлл же ее так разрыла.
Я опустилась на колени и коснулась земли. Вокруг было совсем тихо. Неожиданно я ощутила неодолимое желание уйти отсюда.
«Здесь что-то плохое, — думала я. — Уходи. Забудь об этом, никогда больше не приходи сюда».
Я встала и пошла прочь. Я не хотела ничего искать в этих кустах. Мне казалось, что я могла бы найти там нечто такое, что мне не хотелось бы видеть, или узнать что-нибудь такое, что усилило бы мое беспокойство.
Отец был очень сердит. Почему? И зачем Элизабет привела собаку на поводке? Почему она так нервничала, почему пыталась оправдаться, почему ей так хотелось уверить меня в том, что в ее поведении нет ничего необычного?
В тот же день после обеда Элизабет зашла нас навестить.
— Мне нужно съездить в Лондон, — заявила она. — Я пробуду там около недели.
— Мэтью едет с вами? — быстро спросила я. Мне не удалось удержаться от вопроса.
— Нет, — ответила она, — он останется здесь. Конечно, скоро и ему придется уехать.
Мы опять поговорили об успехе устроенной ею вечеринки и о том, как хорошо были поставлены шарады, но я чувствовала в Элизабет какое-то напряжение. Нервы моей матери, тоже почему-то были напряжены до предела.