Синий домик с белыми ставнями, как всегда, открылся неожиданно – словно вынырнул из ярко-зеленой листвы. Обыкновенно Грач умилялся такой картинности – каждый раз остановится и полюбуется пару минут. Но сейчас он без задержек протопал мимо калитки, обогнул беседку и подошел к крыльцу.
Стражников не было, он сам отпустил их еще накануне. Снаружи домик казался неживым. На миг Грач испугался – а ну как все психологические расчеты его совершенно неверны, и Евгения Адамовна благополучнейшим образом сбежала? Экий будет пердюмонокль!
Только зря он беспокоился – никуда госпожа Черняева не делась.
Сидела она на застекленной террасе (несмотря на солнечную погодку, здесь не было душно – а все из-за удачной конструкции домика), читала книжку в потрепанном переплете. Увидев Грача, отложила ее на кушетку, поднялась.
– А вот и наша Синяя Борода, – сказала она, улыбаясь. – Прибыл с инспекцией или же так… отдохнуть?
Грач почему-то ответил не сразу. Повернулся, посмотрел, как пляшут пылинки в солнечном клине. Втянул носом воздух – пахло жасминовым чаем.
– Пожалуй, с инспекцией, – сказал он. – А к ночи, глядишь, и для отдыха выберусь.
– Ну, тогда инспектируй, – Евгения Адамовна опустилась обратно на кушетку, закинула ногу на ногу.
– Как, поймал моего обидчика? – вдруг спросила она.
– Кого?..
– Дохтурова Павла Романовича. Ты ведь за ним отправился, я это сразу поняла. Даже, каюсь, подумала – ты его сюда привезешь. А что? Стали бы жить вместе. Этакая менаж а труа по-харбински! – Она засмеялась.
Грач тоже засмеялся, искренне и добродушно. Даже уши заколыхались, загорелись на солнце.
– Нет уж, это для меня чересчур эпатажно.
– Как знаешь. Горничной не было. Почему?
– Не было и не будет, – сказал Грач. – Ты уж сама, матушка.
– И долго? – Евгения помедлила и добавила: – Впрочем, знаю. Пока ты моего Дохтурова не изловишь, придется мне тут затворничать. Верно?
– Верно… – Грач подошел к окну, выглянул. – А чего занавесь не задернешь? Я ведь наказывал.
– Кому тут смотреть. Чай будешь, Синяя Борода?
– Выпью, – Грач подергал за шнурок от шторы. Тот, как назло, застрял. Он дернул сильнее – и проклятый шнурок оборвался у самого потолка. Откинутая штора заколыхалась на распахнутом окне.
Послышалось мелодичное звяканье фарфора.
– Я налила, – сказала Евгения Адамовна. – Иди.
Лицо у нее было без обычной колючести. Расслабленное, незлобивое. Словно и впрямь они тут семьей жили.
– Сейчас, – сказал Грач.
Он шагнул к столу, но потом бесшумно переменил направление. Подошел к Евгении Адамовне сзади и, когда та слегка повернула голову, одним быстрым и очень умелым движением накинул ей на шею шнурок.