– Ну, я же не виновата, что мгновенно простужаюсь, – гнусавила я из-под одеяла, – очень уж хотелось прогуляться.
– Вот, прогулялись на свою голову!
Я лежала в кровати в ночной рубашке, в боженином лохматом свитере и в зимних носках Марка. Во всем этом я потела и страдала, но ничего снять не разрешалось. Божена перерыла весь дом и не нашла ни одной таблетки, чем была страшно возмущена. Тогда она решила лечить меня своим способом. Из холодильника подруга извлекла бутылку вина, подогрела его в кастрюльке, налила мне этого дела полную кружку, насыпала туда еще корицы, сахара, выдавила пол лимона и сказала:
– Пей.
– Что это? – недоверчиво принюхалась я.
– Глинтвейн, пей, давай.
– А нельзя мне просто винца? Я бы с удовольствием…
– Пей и не рассуждай, – приказала Божена, и я покорно принялась глотать ее варево. Оказалось так вкусно, что отныне и навеки, я решила пить только горячее вино!
Прикончив всю кружку, я основательно окосела, и меня потянуло на разговоры. Вспомнила, что еще не расспрашивала Божену о ее сыне.
– Божена, а как там твой Влад? Здоровенный, наверное, стал.
– Под потолок и совсем от рук отбился. Всего восемнадцать, а уже вовсю с девчонками развлекается, просто какой-то кошмар.
– А что, лучше, если бы он развлекался с мальчишками?
– Господи, Ива, ну что ты говоришь такое? Еще чего не хватало!
– Тогда я не понимаю твоего ужаса. Помнется, он был очень красивым мальчиком, так что все логично.
– Сделает меня бабушкой раньше времени, вот и будет – «логично». Ты только представь, я – и вдруг бабушка! Все, конец жизни!
– Ерунда, мне, например, в шестнадцать лет казалось, что двадцать – уже старость. А вот сейчас скоро тридцать будет и ничего… господи, мне скоро тридцать… Страх и ужас. Давай еще винца нагреем?
Напившись глинтвейна, мы поболтали еще немного, и меня сморил сон.
Проснулась я глубокой ночью, и мне показалось, будто за стеной Божена с кем-то беседует. Сначала я приняла это за горячечный бред, но, прислушавшись повнимательнее поняла, Боженка действительно разговаривает. Я жутко заинтересовалась и, обуреваемая любопытством, выбралась из недр кровати. Спотыкаясь в огромных носках Марка, я вышла в коридор и снова прислушалась. Вне всякого сомнения, какой-то разговор доносился из комнаты Божены и, хотя доносился только ее голос, я все же могла предположить наличие собеседника, потому что Божена никогда не разговаривала сама с собой. Я подкралась к двери и приложила к ней ухо.
– Ужасная история! – раздался возглас Божены, и я тут же вломилась внутрь. Что еще за ужасные истории без меня?