Как бы то ни было, не прошло и лунной кварты[7] с той ночи, когда племянник и его светловолосая спутница объявились в Убежище. Объявились, нарушив казавшийся незыблемым обычай — тайна превыше всего, а потому никакой магии. По закону пришельцы, оставив коней, должны были оставаться на границе топей, пока их не заметят наблюдатели и не пошлют за ними трясинника. Но Рамиэрль не счел возможным ждать. Он и Герика перешли болото с помощью заклятья и, обойдя стражу, постучались в серую дверь Лебединого Чертога. С той ночи Эмзар не спал… Нет, он, разумеется, и раньше знал, что когда-нибудь случится нечто, что положит конец их монотонному житью, а события последнего лета свидетельствовали, что ждать остается недолго. Большой мир властно призывал добровольных изгнанников.
Местоблюститель видел, что никому не избежать надвигающейся бури, иногда ему казалось, что он ждет ее, но, взглянув в серые глаза той, что была Эстель Оскорой,[8] Эмзар понял, что боится и, словно перепуганный ребенок, хочет, чтобы прихотливая судьба направила стопы этой женщины — колдуньи? стихии? — в другую сторону.
Увы! То, что произошло, изменить уже нельзя, и Снежное Крыло вежливо приветствовал ту, кто должна была стать Погибелью либо Спасением Тарры.[9] Если, разумеется, Пророчество не есть вселенский обман. Эмзар зябко передернул плечами, странно, до чего знание обостряет эмоции — не скажи ему Рамиэрль, КТО его спутница, он увидел бы в ней просто женщину из рода людей. Да, странную, удивительную в своей откровенности и в равнодушии к себе (некогда и он встретил такую, но об этом лучше не вспоминать!), но всего лишь женщину из племени людей. Зная же, кто такая Герика, он невольно выискивал следы дикой, неимоверно чужой силы, выискивал и не находил. Но откуда тогда это ощущение тяжести, накатывавшее на него, как волны? Хотя, возможно, все это лишь фантазии, порожденные тревогой и излишним знанием, ведь Эстель Оскора пока ничем не проявила своей чудовищной сути. Все, кто не знал правды о тарскийке, ничего сверхъестественного в ней не замечали. И все же Эмзар не находил себе места…
Тонкий, серебристый звон на грани слышимости отвлек местоблюстителя от раздумий — сработало защитное заклятие, предупреждая, что кто-то хочет войти в Лебединый Чертог. Этот звон — еще одно нововведение, вернее говоря, хорошо забытый старый обычай. С той поры, когда остатки клана Лебедя, покинув свои земли, укрылись в непроходимых топях, бежав то ли от смертных, то ли от бывших родичей, а скорее всего от самих себя, дворцовый этикет и дворцовые интриги утратили всякий смысл. После Исхода и Войн Монстров Лебедей осталось так мало, что власть переставала быть властью, жить по-прежнему стало нельзя, и потомки эльфийских государей перестали выставлять охрану, запирать двери и сплетать хитроумные заклятия, защищая свою жизнь от жаждущих воссесть на Лебединый трон родичей. Лишь после представления, устроенного летом в Зале Первых Фиалок племянницей, Эмзар вспомнил о том, что и в собственном доме следует быть осторожным.