— Ну, все, — сказал, — можно идти дальше.
После череды таких происшествий он научился видеть в каждом из них предзнаменование. Этот случай не стал исключением. Проснулся поутру, и повернулся под одеялом, и поглядел сквозь деревья на дорогу, в ту сторону, откуда они сами пришли. И точно, уже показались первые четверо, Одетые кто во что горазд, зато на шее у всех красные повязки. Пунцовые или оранжевые, лишь бы похоже было на красный. Положил руку на голову мальчика: "Ш-ш-ш-ш".
— Что это, пап?
— Люди на дороге. Не поднимай голову. И не смотри.
Так, костер совсем потух, их не выдаст. Тележку вряд ли заметят. Он вжался в землю, смотрел из-под локтя. Армия в кедах, идут строем. Вооружены трехфутовыми кусками труб в кожаной обмотке. Шнуры на запястьях. У некоторых в трубах по всей длине продернуты цепи, закрепленные на концах. Не просто трубы, а настоящие костоломы. Толпа прогромыхала мимо. Маршируют в ногу, как заведенные механические игрушки. Заросли щетиной. Сквозь ткань масок пробивается пар дыхания.
— Ш-ш-ш-ш, — прошептал он. — Ш-ш-ш-ш.
Следующая фаланга несла копья, а может, пики, украшенные лентами. В какой-то примитивной кузнице взяли крепления автомобильных рессор и перековали их на клинки. Мальчик лежал, уткнувшись лицом в сплетенные руки, охваченный ужасом. Прошли мимо в двухстах футах. От их поступи земля слегка дрожала. Громко топали. Вслед за ними двигались телеги, набитые добычей. Телеги тащили рабы, впряженные вместо лошадей, за ними — женщины, человек двенадцать или около того, некоторые — беременные. Замыкала шествие резервная группа мальчиков-катамитов, практически обнаженных несмотря на холод. В ошейниках, прикованные друг к другу. Прошли. Отец и сын лежали, слушали.
— Ушли, пап?
— Да.
— Ты их рассмотрел?
— Да.
— Это были плохие люди?
— Да, очень.
— Плохих много.
— Много, но они ушли.
Поднялись, отряхнулись, внимательно прислушиваясь к тишине вокруг.
— Куда они идут, папа?
— Не знаю. Кочуют. Это плохой знак.
— Почему это плохой знак?
— Плохой, и все. Не мешало бы свериться с картой.
Вытащили тележку из кустарника, отец поставил ее на колесики, сложили одеяла и пальто, вытолкали на дорогу. Постояли, глядя, как растворяется в дымке силуэт последнего кочевника потрепанной орды. Мираж в потревоженном воздухе.
Во второй половине дня опять пошел снег. Из угрюмой мути сыпались вниз серые снежинки. Потащились дальше. Сероватая грязь тонкой пленкой лежала на темной поверхности дороги. Мальчик постоянно отставал, приходилось останавливаться и его дожидаться.
— Не отставай.
— Ты слишком быстро идешь.