Приговоренный драконом монашек все еще стоял посреди двора, дико озираясь шальными глазами. Люди старались даже не смотреть в его сторону и обходили кругом, как будто в списке живых его уже не было.
Неизвестно, сколько еще он так стоял бы, но тут спор о том, что делать с трупами, — никому не хотелось связываться с врагами драконов, даже с мертвыми, — перешел на повышенные тона и достиг его слуха. Парень дернулся, утирая с лица кровь и возвращаясь к реальности.
— Я сам… — глухо проговорил он.
Его не сразу услышали.
— Я сам, — повторил монашек громче и настойчивее, и качнулся к селянам.
Ответное молчание становилось невыносимо тягучим. Юноша медленно шел к ним и остановился, когда солидные мужчины едва не отшатнулись от него. Кажется, он начинал кое-что понимать.
— Сам! — заявил послушник останавливаясь, и с угрюмым вызовом поинтересовался, — Лопату дадите?
— Бери, — так же неласково отозвался хозяин гостиного дома и мотнул головой.
Его сын тут же принес требуемое, но не отдал, а воткнул в землю, словно имел дело с заразным больным.
Светло-голубые яркие глаза инока уже совсем прояснились от одури, и в них мелькнуло даже подобие гнева. На скулах горели красные пятна, когда он круто развернувшись, наклонился над первым телом и, ухватившись за скапулир, потащил к жальнику.
— Телегу бы… — посочувствовал, кто-то из баб, исподлобья следивших за происходящим с безопасного расстояния.
— Вот и пособляй! — резко отозвался староста, — Чего не поняли, люди? Мы теперь под драконами ходим…
— Это как же понимать, — раздался холодный надменный голос трибуна, — Вы уже не признаете власть консула?
Староста поперхнулся словами, пошел пятнами, начал мямлить, порываясь снова упасть на колени, как перед Черным Скаем. Он похоже, как и драконы, совсем забыл о посланцах из Реммия. Общий смысл его все более теряющих связность заверений сводился к тому, что они-де добрые дети Республики, но консул далеко, а драконы — вот они… не пустите по миру, не посиротите детушек…
Клодий и сам понимал, что в каждой деревне солдат не поставишь, а против этих «драконов» нужны бойцы отборные, не уступающие им в лютости, и едва не сплюнул от досады.
Надо было как можно быстрее выполнять миссию и возвращаться докладывать.
— Строится! Выступаем! — скомандовал он.
Ни у кого из солдат, не то что ослушаться — секунду промедлить — не возникло желания.
Монашек вернулся на гостиный двор уже на закате. Ткнул лопату у входа, вошел. С посеревшим лицом рухнул на лавку и долго сидел так, свесив меж упирающихся в дерево рук голову с растрепанными буйными каштановыми кудрями. Потом превозмог усталость и потрясение, начал разбирать вещи братьев — все десять сум ему было не унести.