Даже получив пополнение, мы смогли укомплектовать только по два стрелковых батальона. Вооружив новичков, мы начали совершать марш вдоль реки Гнилой Тикич. Проходим на марше райцентры Тетиев и Ставыще, Журавлиху, Затонское и к 22.00 15 февраля сосредотачиваемся на западной окраине села Веселый Кут. На следующий день начали оборудование оборонительного рубежа с привлечением местного населения. В этот же день дивизия была передана в 104-й стрелковый корпус, входивший в состав 40-й армии. Нашему 48-му стрелковому полку было приказано занять рубеж Репки, Погибляк, сменив 3-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию. 18 февраля в 15.30 полк сосредоточился в Репки. Вот как я отмечал это в боевом донесении к 18 часам: «48-й стрелковый полк, согласно распоряжению штаба дивизии, выступил из Репки в Погибляк. К 14.00 1 и 2 батальоны заняли исходное положение для наступления на рубеже высоты 238.9 и перешли в наступление на Толстые Роги. Обеспеченность
боеприпасами 0,8 боекомплекта. Горячей пищей полк накормлен только один раз и то без хлеба. Проводная связь в полку отсутствует. Доношу, что начальник штаба полка майор Ершов выехал в одиночку из Репки в Погибляк, куда не прибыл. Пропал в неизвестном направлении. Подписи: Командир полка подполковник Бунтин, за начальника штаба старший лейтенант Лебединцев».
Вот что произошло. Ночью оба батальона были смещены влево, а командный пункт находился в Репках. Приказано было немедленно переместиться в Погибляк. Я поднял после завтрака все подразделения и выстроил их в походную колонну для следования на Погибляк и доложил Ершову о готовности к движению. Сам он находился у своих «персональных» саней, на которых укутывал рыжую Инку его ординарец Елизаркин. Подвели верхового коня Ершову, и он сел на него, одновременно наставляя меня, чтобы я ехал в голове колонны, а он выедет раньше в Погибляк, чтобы к нашему прибытию высвободить хоть одну хату для размещения штаба и собственной персоны.
Я предупредил его, чтобы он взял кого-либо из конных разведчиков, но он не пожелал, сославшись на то, что всего-то расстояние в 3–4 км. Я настаивал, но он только махнул рукой и поехал. При нашем выезде из села подул сильный боковой ветер слева и началась метель. Справа должны были находиться наши оба батальона, в которых мне еще не удалось побывать. Вскоре показались хаты села Погибляк. Нас никто не встречал на окраине, как это всегда делал я, выезжая заранее квартирьером. Развернув командный пункт, я принялся разыскивать начальника штаба, так как подумал о том, что он уже где-то с командиром попивают самогон. Но найти никого не удалось до самого вечера, пока нас самих не разыскал к вечеру Бунтин. Я сообщил ему о пропаже начальника штаба, тем более что Ершов всегда в своем планшете имел последние сведения о боевом и численном составе, последний письменный боевой приказ командира дивизии, наш полковой боевой приказ, топографическую карту и гербовую полковую печать по истинному наименованию. «Никуда он не денется. Полмесяца находился в окружении и не пропал. Придет». Однако вечером я включил пункт о пропаже начштаба в боевом донесении, но Бунтин не стал его подписывать, и я отправил это донесение только со своей подписью. Прошла ночь, Ершова по-прежнему не было.