Я говорю, что иногда можно. И перевожу разговор на другое. Как Любаша, здорова? Снова натянутая улыбка. Работает… Похоже, и эта тема нынче не из приятных. Как скоро все меняется… И к худшему почему-то гораздо быстрее.
Умолкнув, Денис снова шарит глазами по сторонам, будто в поисках ускользающего равновесия. Сквозящий взгляд падает на Мишкино фото в деревянной рамочке. Спохватившись, я спрашиваю о дочке. И наконец он оживляется, глаза теплеют, горько поджатые губы распускаются в радостной улыбке. Он бежит в коридор, вытаскивает из внутреннего кармана куртки пачку цветных снимков, бережно упакованных в пластиковую книжицу. Раскладывает по столу глянцевый пасьянс. Машке полтора. Вот она с мамой, папой, бабушками, дедушками, тетями и дядями, куклой Дашей и любимым плюшевым зайкой. Он подробно рассказывает о каждой фотографии, вспоминая кучу мелочей: «Вот тут она хмурилась, а я строил рожи, и она, наконец, улыбнулась… А здесь пролила чай на платье, видишь, какой озадаченный вид…» Денис рассказывает и сам радостно смеется. Сейчас он почти прежний, с развернутыми плечами, с оживленным блеском в янтарных глазах. Только руки заметно подрагивают…
За окном раздается скрежет тормозов. Денис вздрагивает, будто очнувшись от сладкого сна, вытягивает шею. В глазах вновь неизбывная тоска. По асфальтовому пятачку в неумелой попытке припарковаться бестолково елозит старенькая «пятерка». За стеклом торчит сосредоточенный ежик Огурца.
Денис сметает фотографии в стопку. Несколько снимков шаловливо вылетают из его дрожащих рук и весело кружат по комнате, яркими бабочками опускаясь на полустертые цветы ковра. Он суетливо нагибается, поднимает одну, вторую и вдруг, закрыв лицо руками, неуверенно качнувшись, оседает вниз, пробормотав: «Проклятие…»
– Что, голова?
– Черт бы ее подрал, – цедит сквозь зубы Денис.
Я быстро собираю пестрый листопад, аккуратно укладываю обратно в книжицу. Подаю Денису руку, но он, упрямо мотнув подбородком, поднимается сам:
– Все нормально. Просто резко нагнулся. У меня такого давно не было. Давно…
Он твердит это с нарастающим жаром, точно старается уверить медкомиссию. Или себя самого. Мне остается только кивать и соглашаться. Если бы я мог, то с удовольствием поменялся с ним местами – у меня нет машины и не предвидится. Пусть бы моя башка изредка кружилась, а он вернулся к своей суматошно-колесной жизни…
– Все уляжется, – настырно бубнит Денис. – Не завтра – послезавтра, через год я снова буду водить. И всех вас прокачу. С ветерком.
Он убирает фотографии. Не хочет демонстрировать их Огурцу и, тем более, Кириллу. Они не поймут… Возможно, Денис прав. Я и сам прежде не понял бы. В той жизни. До Веры и ее, нет, нашего Мишки…