– Да хватит об этом, в самом деле… Живым вернулся, остальное – мелочи. Верно, ребята? Выкрутимся.
– Угу, – с набитым ртом поддакивает Огурец. – Особенно с таким сельхозподспорьем… Любочка, вам нужно открывать свой ресторан!
– Я подумаю, – улыбается она, но в глазах сквозит туманная дымка печали.
В спальне хнычет ребенок. Люба быстро поднимается и выходит. Мне показалось, ее даже обрадовал этот уважительный предлог. Наверное, она чувствует себя не в своей тарелке с кучей развеселых мужниных родственников и тремя малознакомыми мужиками, которые больше молчат, чем говорят. Родня выкатывается на перекур, и мы, наконец, остаемся вчетвером.
– Значит, у тебя все в порядке, – начинает Огурец. – Это здорово.
– Да. Никто не знает, как там Гарик?
– Я, – быстро говорю я, испытывая небольшой стыд от малодушной радости, что могу поделиться проблемой, частично переложив ее на плечи товарищей. Но мысленно успокаиваю себя: «Ум хорошо, а четыре – лучше». – Я знаю, – и рассказываю о нашей печальной встрече.
Наступает молчание.
– Четыре тысячи долларов… – подавленно бормочет под нос Денис. – Ни хрена себе…
– Сволочи, – бросает Кирилл сквозь зубы. Глаза его на бледном застывшем лице загораются тусклой ненавистью. – «Они его туда не посылали»… Мы все сами пошли. Сдохнуть не терпелось раньше времени… Шею свернуть тому, кто такое говорит… Надо к нему заехать…
– Я попробую что-нибудь через газету… – задумчиво говорит Огурец. – Вот только вернусь из командировки. Сумел пробить допуск.
– Ты снова едешь туда?
– Да.
По невозмутимому лицу Кирилла разливается мертвенная бледность.
– Ты… спятил? Почему – ты?!
Денис молчит, но в его распахнутых янтарных глазах притаился ужас.
– Потому что это моя работа.
– Ты чокнутый, – качает головой Кирилл. – Все писатели сумасшедшие. Ты не должен…
– В первую очередь я журналист. – Огурец говорит без апломба, очень спокойно, даже устало. Наверно, слышит подобное постоянно… А от нас хочет одного – понимания. Даже если это кажется невероятным. От кого, если не от нас? Ведь мы пока не чужие.
– Конечно, – заявляю я бодро, внутренне содрогаясь, – давайте выпьем за удачную командировку.
Возвращается продымленная Денисова родня и живо подключается к обсуждению.
Почему я не говорю им правду? Настоящую правду о нашем освобождении. Даже когда мы остались одни. О том, что на самом деле не меньше, чем мне и врачам, Денис обязан жизнью именно тому мальчишке-чеченцу, что пытался ее отнять. Но об этом я не говорю ни слова. Из угла придирчиво и строго взирает на меня суровый иконный лик.
– Запрыгивайте. – Кирилл манерно распахивает дверцы лакированной черной «десятки», сам плюхается за руль. – Погостили, пора и честь знать. О! – Сунув в зубы сигарету, он взглянул на часы. – Всего шесть. Еще на работу заскочить успею.