— Что ты опять придумал? — спокойно спросил Родионов. — Тебе не кажется, что твои трюки могут нам просто надоесть?
— Просто я обещал Багирову выиграть для него два дня, — пояснил Дронго, — один день я ему вчера уже выиграл. А сегодняшний день ему выиграет этот грек Пападопулос.
— Его настоящая фамилия Ионидис, — терпеливо сказал Родионов.
— Какая разница, все равно сукин сын.
— Это правильно, но зачем ты не разрешил нам вмешаться? Мы имели редкую возможность взять кого-нибудь из их людей, выйти на их руководителя. А теперь они будут бегать по всему городу за Ионидисом.
— Вы же лучше меня знаете, что это обычные «шестерки», которые ничего толком не знают. И мы таким образом ничего бы не добились. Другое дело заставить их побегать за этим греком. Они потеряют и время, и людей. Я его знаю — это редчайший сукин сын.
— Ты хоть копию сделал с этого документа? Надеюсь, понимаешь, как он важен для нас всех?
— А папка лежит у меня наверху, в квартире, — улыбнулся Дронго, — я же не кретин, чтобы отдавать ее такому сукину сыну, как этот Пападопулос-Ионидис. Там вместо списков записки Зои и её мысли о философских трактатах Николая Кузанского. Был такой замечательный средневековый философ. Вы не слышали о нем?
Вместо ответа Родионов оглушительно захохотал.
Гурам Хотивари приехал в прокуратуру в кортеже из трех автомобилей «вольво» в сопровождении сразу восьмерых охранников. Конечно, в здание прокуратуры никого из них не пустят, но туда не пустят и людей Асланбекова. Он вошел в здание вместе со своим адвокатом, гордый и надменный.
К следователю Шестакову они поднимались по красивой лестнице, и Гурам с сожалением вспомнил о своей даче, разгромленной людьми Асланбекова. И упрямо сжал губы, в тысячный раз поклявшись отомстить.
Они пришли за десять минут до намеченного срока. Пронырливый адвокат Хотивари — Мирон Машковский объяснил ему, что вся процедура допроса займет не более двух часов, и он, приказав подготовить все для дружеского ужина с приехавшими из Тифлиса друзьями, посматривал теперь на часы, беспокоясь, что следователь задержит их больше обычного. Он не испытывал того страха, который генетически сидел в каждом бывшем советском человеке при вызовах в административные учреждения. Для защиты у него было слишком много денег, верных друзей и хороших адвокатов. У следователя, который вздумает когда-нибудь вести против него дело, не будет никаких шансов на расследование. У него не будет ни документов, ни свидетелей, ни показаний. Гурам Хотивари слишком уважаемое лицо, чтобы все было иначе.