При отработке оборонительных действий подразделений и частей условностей допускалось еще больше. Минных полей не ставили, траншей и ходов сообщения не создавали, а производили или обозначали отрывку так называемых ячейковых окопов, которые в последующем во время войны применения не нашли. Организация обороны с привлечением танковых частей и подразделений не отрабатывалась.
Командный состав и штабы всех степеней, в том числе и штаба армии, не умели управлять войсками при помощи радио и не любили этот вид связи из-за трудности его применения по сравнению с проводной связью.
На учениях главное внимание обращалось на правильность принятого решения, его формулировку и оформление. Управление войсками на основе принятого решения отрабатывалось слабо. Опыта в управлении целыми соединениями, частями и подразделениями со всей боевой техникой и тылами командный состав почти не имел.
В ущерб подготовке подразделений и частей личный состав на длительное время привлекался к строительству пограничных оборонительных сооружений, жилых помещений, складов, столовых, конюшен, стрельбищ, тиров, танкодромов, спортгородков и т. д. После передислокации войск к новой границе большое количество личного состава, кроме того, отрывалось от боевой подготовки для охраны многочисленных карликовых военных складов и несения службы суточного наряда.
Значительная часть ошибок в боевой подготовке наших войск, особенно вред условностей в тактической подготовке, наглядно выявилась в советско- финляндской войне».[691]
Что? Песня советской боеготовности?
А теперь подумайте, зачем это все имело гриф «секретно» до самого взрыва «гласности» в горбачевскую пору. Неужели, чтобы все думали, что мы были не готовы к войне? Да как раз наоборот!
Суворов, после переориентации своих опусов на российского читателя, сейчас начал вспоминать самые замшелые байки о том, что «красный боец — в бою молодец», коричневая плесень с бесноватым фюрером была доблестно разбита непобедимой советской армией, а до Москвы и Волги мы отступали только затем, чтобы в Московской и Сталинградской битвах переломить хребет фашистскому зверю. Именно в рамках этой концепции и позволялось изучать войну советским историкам, а военные между тем «для себя» издавали реалистичные труды без официозного шапкозакидательства, проводимого Истпартом под лозунгом «а изгаляться не позволим!» Ведь должны же они были на чем-то учиться! А теперь Суворов объявляет доступные мемуары ложью, то, что было рассекречено — в «перестройку», вообще обходит стороной, вместо этого с картинной тоской поглядывая в сторону «сокрытых» мемуаров, апеллируя к тому, что «мало ли что там еще лежит». А в качестве Истины приводит те самые кумачовые агитки времен дедушки Суслова. Видимо, когда уехал — то и задержалось.