Он тряс Славу Хромина за плечо, мало-помалу стаскивая его за собой в ванну. На губах диктатора стала выступать неприятная на вид пена, а глаза вытаращивались все больше. Изо рта воняло чесноком.
– Все… что… я… могу тебе сказать, – отрывисто, в такт рывкам мощной, несмотря на очевидно подступающее безумие, руки властителя отвечал Хромин по возможности спокойным академическим тоном, – что история, и даже ближайшее будущее непредсказуемы… Даже спустя века, имея на руках и документы, и книги, и твой портрет в мраморе, мы будем спорить: существовал ли ты, или диктатор Лулла – просто выдумка, подчистка на странице хроник, мистификация хитрых монахов… И мы не придем к единому мнению о том, кто сел на трон после тебя, вовсе нет… И мы не узнаем даже даты твоей смерти, их будет указано две или три разных…
– Я пока не собираюсь умирать! – хрипло возразил Лулла. Внимательно вгляделся в глаза доцента и произнес медленно: – Ты, наверное, хочешь сказать, что умирать не собирается никто, однако же такое случается? Тьфу ты, во рту – будто гвоздей наелся… Это к заговору, я знаю… Кто? Геварий? Семипедис? Ученый Фагорий?
– Это всегда кто-то, о ком не подумали. Вспомни, как начиналось твое правление. Где-то там, пока ты был в ванне, перебили друг друга две правящие элиты, и за тобой пришли. Ты был рядом.
– Внутринний? – лихорадочно зашептал, перебирая в памяти знакомые имена, Лулла. – Или эта хитрющая баба Пульхерия, переспавшая со всей оппозицией, кроме рабов и немощных? Или мой верный Плющ?
– Ты не угадаешь! – развел руками Хромин и заметил, что ладони у него все в песке, ибо, борясь с властелином, чтобы не сверзиться в бассейн, пришлось опереться о край ванны обеими руками. – Потому что нет никакого единого заговора, каждый плетет свой, и того, кто уже занес над тобой нож, скорее всего, долбанет предназначенная тебе же арбалетная стрела. Останется кто-то один. Может быть, ты. Может быть, я. Но скорее всего, тот, о ком не подумали дерущиеся. Третий.
– Tertium gaudens[33], – задумчиво сказал Лулла. Боль в желудке вроде бы отпустила, и он позволил себе усмехнуться: – Хорошее название для романа. А Город? Что будет с ним?
– Можешь не беспокоиться, – улыбнулся в ответ и Хромин. – Город бессмертен. Иногда кажется, что все уже, окончательные кранты наступили. Что после очередной битвы над руинами не взойдет ничего, кроме травы. Но это только кажется. Жизнь коротка, но Рим вечен.
– Ты бог? – осторожно спросил диктатор. Хромин скромно потупился.
– Не я это сказал, – тактично заметил он. – А руки тут помыть можно?