Согруппники очень удачно отвлекали нянечку Риту: Славик облился сгущенкой и прилип, хмурый Йосик везде мотался за Ритой и рассказывал ей о правах детей, а девочки не поделили новенького Сашу, оборвали друг другу банты и рыдали буквально по всем углам.
В тихий час, когда все затихли, Даня прокрался в игровую. В батареях так мрачно шумело и булькало, что он сразу понял – пора. Вот-вот сомкнутся горячие воды, хлынут на ковролин, ветер надует паруса, погаснет лампа, и ковчег, потрескивая и кренясь, закачается на волнах. Так оно и случилось.
– Мой дедушка, Посторонним В., – рассказывал Пятачок, опасно свесившись за борт, – был моряком. Поэтому морская болезнь передалась мне по наследству.
Муми-тролли слушали невнимательно. Им пора было впадать в спячку, а сосновых иголок нигде не было, даже в сумке у Муми-мамы. Муми-папа высматривал хаттифнатов и порывался вести порочный образ жизни с Чебурашкой, в котором признал своего предка.
– Уши только постриги, – убеждал он Чебурашку.
– А мы тогда будем пионеры? – спрашивал Чебурашка. – А ты умеешь собирать металлолом?
Крокодил Гена ревниво нашептывал Чебурашке, что этих мелких бегемотиков не примут даже в октябрята, и стучал хвостом по палубе.
– Вообще-то я всегда до пятницы совершенно свободен, – объяснял Пятачок фрекен Снорк, имевшей устойчивый розовый цвет по причине качки, – но вот сегодня как-то особенно.
На ковчеге оказалось шумно и тесно. Пеппи везде таскала на плечах свою лошадь – у лошади было обреченное лицо, она вожделела Страшилу и делала губами тоскливые чмокающие звуки. Алиса постоянно откусывала от гриба и препиралась с белым кроликом, а он вообще был не по этим делам, к тому же заяц, и у него где-то остались четыре сыночка и лапочка дочка. А невидимый нарисованный барашек так истошно блеял из ящика, что его отнесли в трюм. Еще всех ужасно раздражали голова Чеширского кота с неуместной, какой-то глумливой улыбкой и Ежик со своим туманом, на которого натыкались в самых неожиданных местах. Ежик был колючим, кричал «псих» и прятал можжевеловые веточки на груди.
С Туттой случилась цыплячья истерика, когда вместо одного знакомого лисенка она увидела двух, причем второй постоянно канючил, что теперь она за него в ответе. Малыш оплакивал потерю Карлсона – тот быстро сообразил, что вареньем здесь не пахнет, и улетел обниматься к бабушке. Буратино тыкал носом в корму, как дятел, пока ему не пригрозили, что сделают из него спасательный плотик. И где-то в кильватере плыли Золотая рыбка и Медвежонок, думавший, что он старенький подслеповатый кит.