— Я в этом убежден… Но прислушайтесь, что это такое?
— Боже мой!
В эту минуту на улице раздался такой страшный шум, что заглушил даже гул в пулькерии. Как всегда случается в подобных обстоятельствах, весь сброд, находившийся в ней, как по команде умолк и стал внимательно прислушиваться. Теперь можно было ясно различить бряцание сабель, ржание лошадей, резкие щелчки выстрелов.
— Что это значит?! — воскликнул Весельчак. — Там, на улице, битва!
— Боюсь, что так, — флегматично подтвердил напившийся почти до бесчувствия пулькеро, проглатывая еще один стакан рефино.
Вдруг на дверь обрушились удары эфесом сабли и ложем пистолета, она затряслась на своих расхлябанных, непрочных петлях, и кто-то снаружи закричал громким разгневанным голосом:
— Отворите же, черт вас возьми! Или я сорву с петель эту несчастную дверь.
ГЛАВА IV. Граф Максим Гаэтан де Лорайль
Прежде чем объяснить читателю причину адского крика и шума, внезапно потревоживших мирное времяпрепровождение людей, собравшихся в пулькерии, нам следует вернуться немного назад. Почти за три года до того времени, когда начинается наш рассказ, в Париже в одну холодную декабрьскую ночь восемь человек, принадлежавших, судя по костюму и манерам, к высшему парижскому обществу, собрались в элегантном кабинете кафе д'Англе.
Был поздний час ночи, свечи обгорели уже на две трети и тускло освещали комнату, дождь бил в стекла, печально и заунывно свистел ветер.
Восемь человек сидели вокруг стола, только что окончив великолепный ужин, и, казалось, против своей воли поддались унынию, царившему в природе. Кто, казалось, дремал, откинувшись на спинку кресла, кто, хотя и бодрствовал, по-видимому, не обращал ни малейшего внимания на происходившее вокруг.
Часы на камине медленно пробили три часа. Едва успел смолкнуть последний удар, как под окнами, выходившими на бульвар, послышалось сухое щелканье бича и звон бубенчиков почтовых лошадей.
Отворилась дверь, и на пороге появился гарсон.
— Почтовая карета, которую его сиятельство граф де Лорайль изволили требовать, готова, — доложил он.
— Спасибо, — поблагодарил его один из сидевших.
Гарсон поклонился и вышел, затворив за собой дверь.
Несколько слов, произнесенных гарсоном, словно нарушили царившее очарование, все поднялись, как бы пробудившись от сна, и сразу обратились к молодому человеку, находившемуся среди них.
— Итак, — заговорили они, — это решено? Ты едешь?
— Еду, — решительно подтвердил тот.
— Но куда ты едешь? Нельзя же покидать свою родину, своих друзей так просто — взял да поехал.
Тот, к которому обращались, печально усмехнулся.