Последний раз обернувшись, она посмотрела печальными глазами, словно из глубокого ущелья, на человека под косым лучом солнца. Смарагд продолжал неподвижно стоять на дюнах.
— Возвращайся! — раздался голос ей вслед уже издалека.
…Да! Безымянный перестал ощущать себя атомом Лаолы-Лиал: он обрел собственное бытие, в нем одном помещалась целая вселенная. Куда же он ее денет?
Решение остаться на Земле требовало мужества, он это понимал и готов был позаимствовать некоторую его толику у землян.
Хотя существует разное понимание мужества. Для Одама и Смарагда оно имело совершенно реальные очертания: быть мужественным — значит действовать вопреки чувству страха!
Для Безымянного дело уже не решалось так просто — одним ударом кулака. Он знал относительность видимых поступков: можно и не шевелясь двигаться вперед с головокружительной быстротой. Одаму всякая двойственность недоступна: для него бег — это бег! Когда отдыхают мускулы, может заснуть и ум; таков естественный порядок вещей, как смена дня и ночи.
Но Лилит?.. Безымянному страстно хотелось, перескочив тысячелетия, выбить ее мышление с привычной орбиты, как выбивается электрон пучком света! Он смотрел на дикую, загадочную, пленительную для него жизнь ее духа с досадой и нежностью. Иногда он готов был посмеяться над своим упорством: он был уже далеко не молод! Пора бы ему, как мудрому жилистому дереву, живущему в мире молчания, преподавать уроки терпеливого равнодушия. Но в деревянном нутре рождались звуки — гулкие, молодые, похожие на пробу сырого материала, — и он прислушивался сам к себе с удивлением. Теперь ему казалось, что каждый его предыдущий шаг по космосу был лишь собиранием рассыпанных колец единой головоломки. В гармоническом мире Зеленой Чаши и среди крутящихся глыб пояса Сатурна — повсюду он сравнивал и изучал. Вектор мужества определен достаточно ясно: стремиться вперед без надежды на возврат! Кольца головоломки собраны одно к одному. Понять смысл — это-то и потребовало мужества, удесятеренного по сравнению с прежними усилиями и жертвами. Ибо долг его вырос неизмеримо по сравнению с узким, как ему теперь уже казалось, долгом лаолитян.
Накануне отлета он сообщил о своем решении. Они словно были уже подготовлены, потому что дружно запротестовали.
— Это невозможно! — ответили все четверо.
— Кто мне может запретить? Я — свободный лаолитянин.
— Да, — сказали они. — Но только на своей планете. Ты беспомощен вне ее. Фермент дыхания нестоек, мы можем оставить самый незначительный запас. Чтоб его пополнять, понадобится целая лаборатория с фотонной энергией. Ты — часть Лаолы-Лиал и не можешь существовать без нее, как и все мы.