— Джон…
— М-м?
— У нас хорошая новость. Помнишь Уилеров, которые тебе так понравились? Кстати, они любезно пригласили заглянуть к ним, если будет желание. А новость в том, что они решили остаться. В Европу не поедут. Чудесно, правда?
Джон медленно обернулся:
— Что случилось?
— Ну, я не знаю… Что ты имеешь в виду, дорогой? — Миссис Гивингс натянуто улыбалась. — Почему что-то непременно должно случиться? Наверное, они все обсудили и передумали.
— То есть ты даже не спросила? Люди отважились на серьезный шаг, а потом вдруг похерили всю идею, но ты даже не спрашиваешь, в чем дело. Почему?
— Ну, я полагаю, меня это не касается. Об этом не спрашивают, дорогой, человек сам рассказывает, если хочет. — Пытаясь сгладить нравоучительность тона, которая могла озлобить сына, миссис Гивингс сморщилась в подобии веселой улыбки. — Разве нельзя просто порадоваться, что они остаются, не выпытывая, как да почему? Ой, вы только взгляните на эту прелестную силосную башню! Такая старая, такая красная! Прежде я не замечала ее, а вы? Наверное, самая высокая башня в округе.
— Башня изумительная, мам, — сказал Джон. — Новость про Уилеров чудесная, а ты прелесть. Да, пап? Она прелесть, верно?
— Все хорошо, Джон, — ответил Говард. — Давай-ка успокоимся.
Миссис Гивингс, чьи влажные пальцы в лоскуты истерзали спичечную книжицу, закрыла глаза и попыталась приготовить себя к тому, что нынче все пойдет наперекосяк.
Возле кухонной двери Уилеров дурное предчувствие окрепло. Хозяева были дома — обе машины стояли на месте, — но жилище имело странно неприветливый вид, словно здесь не ждали гостей. Никто не ответил на легкий стук в дверное стекло, в котором четко отражались небо, деревья, напрягшееся лицо миссис Гивингс и физиономии Говарда с Джоном, маячивших за ее спиной. Стукнув еще раз, из-под козырька ладони миссис Гивингс заглянула в дом. В кухне никого не было (на столе просматривался стакан чая со льдом), но из гостиной вылетел Фрэнк Уилер, и вид его был ужасен: казалось, сейчас он завопит, или разрыдается, или сотворит что-нибудь несусветное. Было ясно, что стука он не слышал, о приходе гостей не ведал и выскочил не с тем, чтобы открыть дверь, но в отчаянии бежать из дому. Отпрянуть миссис Гивингс не успела, и Фрэнк, увидев ее согбенную фигуру, пялившуюся на него сквозь стекло, вздрогнул, остановился и соорудил на лице улыбку, под стать ее собственной.
— Здрасьте, — сказал он, открыв дверь. — Милости просим.
Толпой они ввалились в гостиную, где застали Эйприл, вид которой тоже был ужасен: бледная и осунувшаяся, она заламывала пальцы прижатых к животу рук.