— Именно так и бывает.
— И решил удрать в Бельгию? У тебя там что, знакомые?
— Я был несколько раз в Брюсселе.
— Кто дал тебе денег?
— Приятель.
— Какой приятель?
— Я не знаю его фамилии.
— Постарайся вспомнить.
— Он врач.
— Доктор Блок?
— Да. Я ничего не нашел. Было уже три часа ночи. Мне стало страшно. Я позвонил ему из бара с улицы Коленкура.
— И что сказал?
— Что я — друг графини и мне срочно нужны деньги.
— Он сразу согласился?
— Я дал понять, что, если меня арестуют, ему грозят неприятности.
— Короче, шантажировал. Он назначил встречу у себя дома?
— Нет, велел идти на улицу Виктор-Массе — он там живет, он, мол, будет ждать на тротуаре.
— Ты больше ничего не просил?
— Он дал мне одну ампулу.
— И ты тут же укололся. Все? Ничего не утаил?
— Я больше ничего не знаю.
— Доктор тоже педераст?
— Нет.
— Откуда знаешь?
Филипп пожал плечами — наивный вопрос.
— Есть хочешь?
— Нет.
— А пить?
Губы молодого человека дрогнули — ему нужно было совсем другое.
Мегрэ словно нехотя встал, открыл дверь в инспекторскую. Случайно там оказался Торранс, широкоплечий здоровяк с огромными, как у мясника, ручищами. Никто, кого ему приходилось допрашивать, даже и подумать не мог, что этот человек — сама нежность.
— Зайди-ка, — попросил комиссар. — Ты сейчас закроешься вот с этим парнем и не выпустишь его до тех пор, пока он не выложит все, что знает. Мне безразлично, сколько на это уйдет времени — день или три. Когда устанешь, тебя заменят.
Филипп, с блуждающим взглядом, запротестовал:
— Я вам все рассказал. За кого вы меня принимаете, за предателя?
И вдруг, словно разгневанная женщина, взвизгнул:
— Вы грубиян! Вы злой! Вы… вы…
Мегрэ посторонился, пропуская его, перемигнулся с Торрансом. Двое мужчин пересекли огромную инспекторскую и скрылись в комнатушке, которую в шутку называли комнатой признаний. По пути Торранс успел бросить Лапуэнту:
— Пришли мне пива и бутербродов. — Оставшись с коллегами, Мегрэ потянулся, фыркнул и собрался открыть окно.
— Итак, ребята!..
Только сейчас он заметил, что вернулся Люкас.
— Она снова здесь, шеф, и ждет вас.
— Тетушка из Лизьё? Кстати, как она себя вела?
— Как всякая старушка, упивающаяся похоронами других. Не потребовалось ни уксуса, ни нюхательной соли. Она спокойно осмотрела тело с головы до ног и в середине осмотра, вздрогнув, спросила:
— Почему ей сбрили волосы?
Я ответил, что это не мы, и она чуть не задохнулась. Указав на родимое пятно на ступне, сказала:
— Видите? Но даже без этого я узнала бы ее. — Потом, уже уходя, вдруг заявила:
— Я с вами. Мне надо поговорить с комиссаром. Она в приемной, и легко от нее не отделаться.