Я сажусь на кровать и глубоко погружаюсь в матрас. Так дело не пойдет. Эта двуспальная кровать занимает большую часть комнаты, вокруг нее лишь несколько футов свободного пространства. Где же я буду медитировать?
— Ну да ладно, — говорит отец Терезы. Голос его смягчился. Может быть, он думает, что победил. — Возможно, тебе еще захочется измениться, — добавляет он.
Митч направляется к двери, но не уходит. Я смотрю в окно и чувствую, что он явно медлит. Наконец ощущение странности ситуации заставляет меня обернуться.
Он смотрит в пол, схватившись рукой за шею. Должно быть, Тереза была способна интуитивно чувствовать его настроение, но мне такое не под силу.
— Мы хотим тебе помочь, Тереза. Но многого мы просто не в состоянии понять. Кто давал тебе наркотики, почему ты сбежала с этим парнем, почему ты… — Он трет шею тем душащим жестом, который может означать как гнев, так и всего лишь огорчение. — Это так… тяжело.
— Я знаю, — говорю я. — Мне тоже.
Выходя, он хлопает дверью, а я стаскиваю панду на пол и с облегчением валюсь спиной на кровать. Бедный мистер Класс. Он просто хочет знать, сама ли его дочь сбилась с пути истинного, или ее к этому подтолкнули.
Когда мне хочется покуражиться над собой, я начинаю думать о той «себе», что думает, будто у нее есть свое собственное «я». Единственное, что может быть дебильнее беседующих между собой марионеток, так это марионетка, которая разговаривает сама с собой.
Доктор С. говорит, что никто не знает, что такое разум и каким образом его порождает мозг, и уж поистине никому не дано ответить на вопрос, что такое сознание. Пока я была в госпитале, мы говорили об этом чуть ли не ежедневно, а после того, как он понял, что меня интересует эта материя, — да и как тут было не заинтересоваться? — то стал давать мне книги, и мы часто вели с ним беседы о мозге, о том, как он стряпает мысли, как принимает решения.
— Как я это объясняю? — обычно начинает он. И затем обкатывает на мне метафоры для книги, над которой в тот момент работает. К моим любимым относятся «Парламент», «Страница» и «Королева».
— Мозг, безусловно, не является неделимым целым, — говорит он мне. — Это миллионы вспыхивающих клеток, сгруппированных в сотни активных зон, благодаря которым воспроизводится разум. Мозг — это средоточие массы узлов, каждый из которых старается перекричать остальных. Чтобы принять любое решение, разум с грохотом прорывается наружу, а это вызывает… как бы это получше объяснить… Ты видела когда-нибудь заседание английского Парламента на C-SPAN?[3]
Конечно же видела: телевизор в госпитале — неизменный спутник пациента.