На лице у нее легкий макияж, волосы уложены и сбрызнуты лаком. Рядом с книгой стоит пустая кофейная чашка. Элис уже давно ждет меня.
Я озираюсь по сторонам в поисках часов и обнаруживаю их над дверью. Всего лишь девять. В госпитале я обычно вставала позже.
— С голоду умираю, — говорю я.
В кухне холодильник, плита и множество шкафчиков.
Я сроду не готовила себе завтрак. Да и ланч с обедом, если уж на то пошло. Мне всю жизнь подавали еду на столовских подносах.
— У тебя есть яичница-болтунья? Она моргает.
— Яйца? Ты не… — Она внезапно встает. — Конечно. Сиди, Тереза, я приготовлю.
— Зови меня просто Терри, хорошо?
Элис останавливается, собирается что-то сказать — я почти слышу лязг шестеренок в ее голове, — потом вдруг большими шагами направляется к шкафчику, наклоняется и вытаскивает сковородку с антипригарным покрытием.
Я прикидываю, в котором из шкафчиков здесь держат кофе, безошибочно угадываю и вытряхиваю из горшочка последнюю горстку кофе.
— Тебе не надо идти на работу? — осведомляюсь я.
Элис занимается чем-то в компании, обеспечивающей ресторанные поставки; Тереза всегда была скупа на детали.
— Я взяла отпуск, — говорит она и разбивает яйца о край сковородки, производя при этом неуловимые манипуляции со скорлупой. Из разбитого яйца выскакивает желток и плюхается на сковородку, половинки скорлупок Элис вставляет одна в другую. Все это одной рукой.
— Зачем?
Элис натянуто улыбается:
— Мы просто не могли оставить тебя одну теперь, когда ты наконец попала домой. Я подумала, что нам надо побыть какое-то время вместе. Чтобы ты привыкла.
— Так когда я должна показаться этому терапевту? Как там его?
Моему палачу.
— Это женщина. Доктор Милдоу живет в Балтиморе, так что завтра мы туда поедем.
Это ее грандиозный план. Доктор Субраманьям не сумел вернуть им Терезу, вот они и хватаются за любого, кто говорит, что сможет это сделать.
— Понимаешь, у нее большой опыт лечения таких людей, как ты. Это ее книга. — Она кивает на стол.
— Да ну? Доктор Субраманьям тоже пишет книжку.
Я беру книгу. «Дорога домой: реабилитация детей, пострадавших от дзена».
— А что, если мне это не поможет?
Она молчит, с вожделением глядя на яйца. Через четыре месяца мне будет восемнадцать. Доктор С. сказал, что тогда им стало бы сложнее держать меня в госпитале. Тиканье часов назойливо стучит у меня в голове, я уверена, что и для Элис с Митчем этот звук достаточно громкий.
— Давай все-таки начнем с доктора Милдоу.
— Начнем? А что дальше?
Она не отвечает. Я вспыхиваю, мысленно представив себя, привязанную к кровати, и священника, который осеняет крестом мое извивающееся тело. Это игра моего воображения, а не воспоминания Терезы, — я способна чувствовать разницу. Кроме того, если бы такое уже случалось с Терезой, то там был бы не священник.