— То-то я обливаюсь, глядючи на твое житье.
— Нехорошо, Раиса Ниловна, — продолжал Федор Капитонович. — Нехорошо это при живом-то муже судьбу пытать. Война — понимать надо.
Спустя несколько минут, когда усовещенная наконец гостья снова восседала на дрожках, Федор Капитонович вынес из дома маленький, с рукавицу, мешочек:
— На-ко это деткам. Сухая малинка, пользительна от простуды. Да и сам пусть попользует.
Белое, сытое лицо Раисы Ниловны налилось кровью:
— Убери. Не нищие. Для своей ревматизмы оставь.
— Обижаешь, Раиса Ниловна…
Но Раиса Ниловна, не слушая, натянула вожжи, Федор Капитонович, опережая коня, побежал открывать калитку.
— Благодать-то какая, — говорил он, умильно поглядывая на только что выкатившееся из-за леса солнышко. — Счастливица вы, ехать-то сейчас — ни мухи, ни овода. А малинку, Ниловна, возьми. Не обижай старика. Как можно! От дяди Федора — и без гостинца…
Федор Капитонович проводил глазами гостью до поворота дороги, покачал головой и, прикрыв воротца, вошел в дом.
В сенях, растолкав жену, приказал:
— Убери со стола да прибери заулок… Шляется, прорва ненасытная.
Потом в кухне еще раз перечитал записку.
— Вишь ты, друг любезный. «Выручай…» — промолвил он вслух и задумался.
Федор Капитонович вернулся из германского плена в двадцатом году. Другие приезжали — в чем душа держится: желтые, худущие, в рваных шинелишках мышиного цвета. Федор Капитонович приехал как с заработка в черной фетровой шляпе с загнутыми кверху полями, с большим кожаным чемоданом заграничной работы. О содержимом этого чемодана ходили самые невероятные слухи, но тайна приоткрылась лишь к весне. В начале весны, когда стали готовиться к выезду в поле, Федор Капитонович вдруг начал непонятную возню на своем огородишке. Пекашинцы с удивлением наблюдали, как он сооружает какие-то деревянные срубы с застекленными рамами, кутает их на ночь соломой и ветошью. Потом стали говорить, что в этих срубах растут какие-то заморские диковинки. Всем хотелось взглянуть на них. Особенно донимали своим глупым любопытством бабы да девки, которые часами торчали у огорода. Федор Капитонович оторвется от работы, подойдет к ним с ведром и, указав на колодезный журавль, скажет:
— Растение у меня такое. Без водицы к себе не пущает.
Осенью Федор Капитонович отвез огурцы и помидоры в район и, к великому удивлению земляков, вернулся оттуда с деньгами, да еще с почетной грамотой рика.
— Хитростью не изойди, Федя, — сказала набожная мать — старуха, не одобрявшая затей сына.
— Ничего, мамаша. Мне бы только руки наставить.