«… Итак, у меня опять есть обувь. Была короткая встреча с собаками, которые ели погибших, но…»
«…Для 157 лошадей тяжелой кавалерии. У интендантов 59 вьючных мулов, по крайней мере, 30 охромеют, если мы будем вынуждены отступать…»
«Я кормлю кота, живущего во дворе разрушенной гостиницы. У него белые пятна…»
Грей молчал и не пытался ее остановить. Она могла уничтожить все папки, и Грей не остановит ее. Но это ничего не меняло.
Глупцы оставили на столе чашку, тарелку, блюдце. Они взрывались друг за другом, когда Анник швыряла их на пол. Не такие уж они умные, эти англичане.
– Надеюсь, это была дорогая посуда. – Она смотрела на осколки, крошки, пятна кофе на ковре, лежащую рядом ложку. Голова невыносимо болела.
– Очень дорогая. Краун-дерби.
– Я бы почувствовала себя лучше, убив кого-нибудь. Я почти уверена в этом. С вашей стороны глупо оставлять здесь ножи. – Она всю жизнь удерживала руку от убийства. Хотя начинать это никогда не поздно. – Когда я заколю вас, можно спалить дом. Это не трудно. Я сожгу ваши тысячи досье, которые вы так страстно любите.
– Начни с этих. – Грей указал на разбросанные документы. – Я помогу.
Нет, она не заплачет. Возможно, она вообще никогда больше не заплачет.
– Мой отец был выдающимся человеком.
– Да, выдающимся, – ответил Грей. – Мы спорили о нем в Харроу, по ночам в комнате отдыха. О том, что он написал. О том, что он и другие сделали в Лионе. Читая его, я почти стал революционером.
Рядом с ней стояло тяжелое кресло, старое, потертое множеством шпионов, сидевших на нем. Для Грея и остальных эта комната была местом, где они могли беседовать, читать, забыть о своей работе. Эти знающие, ужасные люди привели ее сюда, чтобы окружить заботой и уничтожить ее.
– Трудно поверить, что мой отец был англичанином.
– Валлийцем.
– Не придирайтесь ко мне. Разницу может заметить только англичанин, как форель увлекает разница между ней и щукой.
Камин разожгли недавно, чтобы ее утешить, потому что другой помощи не могли предложить. Они знали, что ей будет холодно. Когда у человека вырывают сердце, внутри остается лишь холод. Анник обхватила себя руками, но это совсем не было похоже на объятия Грея.
– Когда мне было четырнадцать, я попала в плен к русским. Меня предали, как это часто бывает. Они знали мое имя. Один из них понял, чьей дочерью я была. Все офицеры читали книги папы и знали, как он погиб. И они меня отпустили. Допросы едва начались, я даже не испугалась.
– Даже не испугалась? Очень мило. – Иногда Грей мог быть саркастичен.
– Мне сохранили жизнь далеко от Франции, потому что люди знали имя моего отца.