За время их знакомства она еще ни разу не ощупывала лицо Грея, чтобы узнать, как он выглядит. Сейчас она могла это сделать. Волосы короткие, но мягкие, нос когда-то был сломан, кожа действительно грубая, надбровные дуги слишком заметные. Да, месье Грей явно не красавец.
– Я оставлю вам нож Анри, хотя он бы мне тоже пригодился. Это в качестве извинения за мои удары дубинкой. Когда я уйду, вы сможете освободиться. Дарю вам Анри, который, должна сказать, мне порядком надоел, хотя до сих пор еще жив. Я – сама благожелательность.
– Тебя убьют.
– Возможно. – У нее осталась последняя минута, чтобы погладить его. Он силен, достоин уважения, добр. И ее враг. Этим все сказано. – Грей, вы читали «Пир»? – Она прижала ладонь к его небритой щеке. Прикасаться к мужчине совсем не то, что к женщине. – «Пир» Платона.
– Я найду тебя, куда бы ты ни шла. Ты это знаешь. Я не сдамся. Никогда!
– Вы не найдете меня. Вы даже не узнаете, где меня искать. Так вот, Платон сказал, что любовники – как две половинки яйца, которые точно подходят друг другу. Одна половина создана для второй, поодиночке мы не полны. Вместе – одно целое. Все мужчины ищут вторую половину себя. Помните?
– Сейчас чертовски неподходящее время для разговоров о Платоне.
Анник улыбнулась:
– Думаю, вторая половина меня – это вы. На небесах переполох. Скандал. Вам предназначили красивую английскую школьницу в Бате, а мне – прекрасного итальянского повара в Палермо. Но колыбели непонятным образом поменяли, и все кончилось… невозможностью, которую не выразить словами.
– Анник…
Она быстро наклонилась и поцеловала его. Казалось, он удивился.
– Лучше бы судьба вообще не сводила нас, – прошептала она. – Я никогда уже не забуду, как лежала рядом с вами, как хотела вас.
– Ради Бога…
Поднявшись, Анник сунула нож в щель между камнями, недалеко от него, чтобы ему потребовалось время достать его.
– Эйдриан прав. Нужно было заняться с вами любовью, когда имелась такая возможность.
Она вышла из часовни, не обращая внимания на то, что он сердито говорил ей в ответ, и стараясь не споткнуться об остатки своей ловушки, валявшиеся на земле.
Лошадь обрадовалась ее приходу. Ей было не по нраву заключение в зарослях шиповника. Сесть на нее оказалось проще, чем Анник предполагала, к тому же никто в брошенном монастыре не видел, что она задрала юбку сверх всяких приличий. Она позволила лошади самостоятельно выйти из монастыря на дорогу. Потом ей оставалось только ехать на шум морского прибоя да крепко держаться за поводья и гриву. Скоро рассветет. Лошадь видела дорогу, а у кромки воды она может двигаться по линии прибоя.