– Верно. Верно, – послышалось со всех сторон.
Ковбой демонстративно размял огромные руки.
– Гони сюда половину! – потребовал он.
– Половину чего? – вжал голову в плечи Дворецкий.
– Половину суммы долга. Ты же сказал, что раздобыл деньги, или мне это только почудилось?
– Да. Но… у меня сейчас их нет с собой.
– Как нет? Чего же ты тогда пришел?
– Отыграться, – глупо улыбнулся Влад. – Вот, часики принес.
Он достал из кармана небольшую вещицу и сунул ее в клешню ковбоя. Тот повертел часы в руках, подошел к свету.
– «Ларе от Филиппа с любовью», – прочитал он на задней крышке. – Это не ты у нас случайно Филипп? – грозно спросил он.
– Не стоит беспокоиться, – залебезил Влад. – Эта штука досталась мне от бабушки. Здесь все совершенно законно.
– Слушай его! – раздался все тот же голос из-за стола. – Он перетаскал сюда все барахло своих бабушек и дедушек, а заодно служанок и поваров.
Ковбой впихнул часы в карман Влада и грязно выругался.
– Забирай обратно. Я не желаю из-за тебя влипнуть в историю. Хочешь, тащи эти часы в ломбард. Мне же нужны деньги. Ты понял?
– Понял-понял, – закивал головой Дворецкий.
– Тогда, чтобы завтра половина суммы лежала на этом столе. Получится?
У Влада затряслись губы.
– Завтра не получится.
– Что?
– Честно говоря, мне только еще пообещали одолжить. Но денег у меня на руках нет, – признался он.
– Ах ты, ублюдок! – Ковбой схватил Дворецкого за шиворот. – Что же ты ломал здесь комедию?
– Ай-ай, больно! – хныкнул он. – Отпустите меня.
– Я не поверю, что у сына богатой старухи нет ни гроша! – Мужчина бешено вращал глазами. – Возьми у матери и рассчитайся со мной, иначе я прибью твои колени гвоздями к полу, и ты станешь похож на Буратино.
– Но не могу же я продать отель! – ныл Влад.
– По мне, ты хоть узлом завяжись, но деньги отдай, – рыкнул ковбой, отшвыривая Дворецкого в сторону.
Тот тяжело поднялся, потирая ушибленную поясницу.
«Чертова мать, – зло подумал он. – Вечно от нее только одни неприятности. Интересно, долго она еще собирается жить на этом свете?»
В отличие от сестер, Влад едва ли почувствовал на себе железную десницу матери. Чрезвычайно требовательная к дочерям, Вероника до поры до времени закрывала глаза на все проказы сына. Он рос шумным и неуправляемым. На правах будущего наследника ему позволялось все. Он катался по полу в истерике, дерзил отцу и доводил до слез няню.
«Он будет большим начальником», – пророчила Дворецкая, потому что в начале девяностых западное слово «бизнес» казалось таким же чужеродным, как пепси-кола. Вероника хотела видеть сына сильным и волевым, поэтому боялась давить на мальчика. Характер ведь так легко сломить в юном возрасте. Влад ожиданий не оправдал. Он рос трусливым и психопатичным, подверженным чужому влиянию.