– Он не говорил о своем отце как об отце. До сегодняшнего дня я даже не знал, что старик Йусси его отец, – Иван старался не смотреть на Пекко.
– Что конкретно говорил убитый…
– Как, простите?
Следователь непонимающе посмотрел на Ивана.
– Вы сказали, убитый?
– Да. И что?
– Это же было самоубийство…
– Возможно, – Пекко недовольно заглянул в бумаги. – Но…
Иван перестал его слушать. Что-то тревожное царапнуло его слух. Опасное. По-настоящему опасное.
«Что я тут делаю? Беседую с этим идиотом… Ведь видно же, что идиот…»
И тут, удивительным образом, за болтовней финского выскочки, Лопухин услышал…
Он вскочил, двумя длинными шагами пересек кабинет и повернул рычажок радиоточки.
«…в пять часов тридцать минут утра, после того как военные действия уже были начаты, посол Германии в Москве фон дер Шуленбург от имени его правительства передал мне как Народному Комиссару Иностранных дел ноту, в которой говорится, что немецкое правительство начинает войну против СССР. В ответ на это я заявил, что…»
Внутри все оборвалось. Будто бы сердце ухнуло в пустоту, да так и не достигло дна.
«Все! – металась лихорадочная мысль. – Все! Началось!»
– Это было самоубийство, – решительно сказал Лопухин замершему Пекко. – Самоубийство.
И вышел за дверь. А у финского следователя появились более серьезные заботы, нежели смерть председателя какого-то колхоза….
– Иван! – Главред был бледен. В кабинете накурено. – Иван, как хорошо, что вы наконец вернулись! Почему так долго?!
– Так я ж в командировке был, Георгий Васильевич, – Иван развел руками.
– Лопухин, у нас людей не хватает! Не хватает людей! Во как! – Шукшин резанул себя ладонью по горлу. – Во как не хватает!
– Георгий Васильевич… – попытался перебить начальство Лопухин, однако это было не так просто.
– Каждый час на счету, каждый день! Все бросай, все потом, все успеешь, сейчас другое важно…
– Георгий Васильевич! – Иван поднял руку и помахал бумажкой. – Я попрощаться пришел.
– Что?! – Шукшин одновременно схватился за лоб и за сердце. – Что?!
– Попрощаться. На фронт я…
– Какой фронт? Какой такой фронт?! Иван! Опомнитесь! Вы ж меня без ножа режете!
– Ну… – Лопухин развел руки в стороны. – Война же, Георгий Васильевич…
В кабинете громко затрезвонил телефон.
– Стой, Лопухин! Стой, никуда не уходи! – Главред ткнул пальцем в Ивана и поднял трубку. – Да! Нет! Ну, откуда у меня люди?! Откуда? Чтоб я их еще посылал… Куда? – Шукшин искоса посмотрел на Ивана. – Ну, не знаю. Раз вы говорите… Я сформирую. Да. Хорошо. Выделю. Из наших резервов. Конечно. Добровольцы. Да. Спасибо… – Он положил трубку на рычажки. – В общем так, Лопухин. – Георгий Васильевич сел в кресло, пригладил остатки волос на обширной лысине. – Поедешь на фронт.