К ночи умерло еще четверо раненых. У других начались обострения.
– Иван Николаевич, собирайтесь, – около костра, где сидел Лопухин, появился Верховцев. – Генерал посылает вас с разведкой, населенный пункт проверить. Там больница, врач должен быть. Дольше терпеть невозможно уже.
Лопухин стащил с палки сушившиеся портянки, быстро намотал их, влез в сапоги и побежал за майором.
– Винтовку, Ваня! – крикнул Колобков.
Иван, чертыхаясь, вернулся, подхватил трехлинейку и бодрой рысью исчез в темноте.
– Ванька! Стой! Пленок мне бы… И бумагу!
– Я ж не в магазин! – на ходу крикнул Лопухин.
Колобков вздохнул. Его в разведку не приглашали, но он, впрочем, и не рвался. Дима Колобков работал по специальности. Он писал. Фотографировал, пока была пленка. Рисовал. Он набил руку так, что умудрялся делать зарисовки прямо на ходу, во время марша. Вокруг него творилась история. Жуткая, кровавая, но невозможно великая.
Пограничники собирались деловито. Со знанием дела.
– Ну, привет, корреспондент! – махнул рукой капитан. – Снова с нами. Немецкий знаешь?
– Ну, – Иван пожал плечами. – Ну так…
– Так? Schnell zu gehen! Hände nach oben! Schwein![1]
– Почти, – Лопухин напрягся, припоминая, и выдал: – Da hat den Gedanken, die aller ich, das Ergebnis aller verraten bin, das…[2] или der… В общем, говорю понемногу.
– Да? – в голосе капитана прозвучало недоверие. – Ну, хорошо, конечно. А что-нибудь более прозаичное?
– Например?
– Например, звание, сколько людей в деревне… Спросить сможете?
– Смогу, – Иван кивнул.
– Это уже лучше. Скажу честно, я вас брать не хотел. Но сказали, что вы язык знаете, а это всегда может пригодиться.
– Кто сказал?
Капитан вскинул на плечо автомат и махнул рукой.
– Двинулись!
Идти по лесу в сумерках было сложно. То и дело под ногу лезли корни, какие-то ямы. Каждый звук, казалось, разносится далеко-далеко. Треск сломанной ветки уподобляется выстрелу. Капитан сердился. Что-то шипел, но поделать ничего не мог.
– Слышь, газета, – прошептал шедший рядом Парховщиков. – А вот ты знаешь какие ругательства по-немецки?
– А тебе зачем? – Иван тяжело дышал. Взятый капитаном темп сбивал дыхание.
– Ну, – Коля смутился. – Ну, там, надо будет немца пугнуть… или, знаешь, выдать ему, чтоб…
– Да нету у них ничего такого.
– Как это? Как это нету? – Парховщиков был поражен. – Врешь!
– Ну… Ничего такого… Заковыристого.
– Ну хоть что-то! – Парховщиков взмолился: – Не поверишь, ругнуться хочу, мочи нет! Ну изводит меня изнутри! Жрет поедом! Я ж из беспризорных, там слово без мата как суп без соли!