Он тяжело вздохнул. Он не мог представить, что потеряет эту женщину, что их отношения прервутся. Ну как же все было хорошо. Там – семья, устоявшийся сценарий повседневной жизни, свои плюсы – минусы, к которым привык и которые никак не тяготят и не мешают. Здесь – она, веселая, подвижная, желанная. Каждая встреча – праздник, каждая близость – полет, каждый разговор – песня. И никаких забот, и по большому счету никакой ответственности. Сплошной отдых и удовольствие. Нет, не будет он ничего менять. Как есть, так и есть. Его все устраивает. И он повторил свой вопрос:
– Даже если в твоей личной жизни произойдут изменения, это ведь не помешает нам встречаться?
– Кто знает? – Она хотела погладить его по голове, уже подняла руку, потом передумала, и как-то застеснялась и этого своего нелепого жеста, и всего затеянного разговора, и всей той боли, которой не смогла скрыть. Все бесполезно, ненужно, банально. Зачем она обнажила свой интерес? Для плевка? Для пощечины? Да, он всегда говорил, что семья для него незыблема, поэтому он не вправе ограничивать и ее выбор, и ее решение о создании собственной семьи (не с ним, разумеется). Все по-честному, все без обмана. Она и не надеялась, и не ждала никогда. Она только мечтала. И вот теперь, когда надо принять решение о замужестве – а замуж-то, видимо, надо – и ребенка поднимать, и опереться на мужнино плечо, а когда-то и в его тени укрыться, да и мужик-то вроде неплохой предложение сделал, – именно теперь рискнула спросить. И зачем? Как же больно, как же нестерпимо жалко свою мечту, примитивную мечту о диване, об утреннем кофе, о возможности в любой момент дотронуться, прикоснуться, прижаться…
День как-то померк. Солнце показалось навязчивым, тепло излишним, летние одежды вызывающими. Что они делают в этом ресторане? Уже давно все съедено, выпито, переговорено, выплакано. Надо же, лучший день – суббота – и вдруг такая тяжесть. И кто это придумал: попытка – не пытка?!
Ну что ж, он свой выбор сделал. Теперь очередь за ней.
С той субботы прошло не так уж много времени, но он очень изменился. Причем неожиданно даже для самого себя. Теперь по субботам он спит допоздна. Ни важный телефонный звонок, ни интересная телепередача не способны разбудить его. Он просыпается после двенадцати, какое-то время потягивается и нежится в постели, потом долго моется и ближе к обеду появляется на кухне. Дочь как-то грубо спросила:
– Па, у тебя климакс, что ли?
Он не обиделся:
– Наверное.
В другие дни недели он выглядит бодрее – это и понятно: работа, общение, движение. Случаются и женщины. Это поддерживает, будоражит. Но именно женщинЫ, а не женщинА. И душа загрустила, даже затосковала, как будто съежилась, как будто захотела спрятаться, укрыться где-то. А где же ей укрыться, когда она везде, внутри всего человека. Кто ее защитит, когда все у нее ищут защиту.