«Слова ты говоришь правильные, Вачинга, - думал Аттэхе. - Однако не от сердца они».
Белый Отец не стал спорить с изгоем, а просто запел - негромко и проникновенно:
«Я живу на свете так давно, что многое и забыл. Но я помню селение, где меня приютили как сына добрые охотники, люди сельвы. О блаженные дни труда и мира! Мы возделывали маис и бобы, растили детей и тыкву, ловили рыб и зверей. Потом пришли змееликие, угнали юношей и мужчин строить дома в Ольмане, создавать насыпные плато, возвышающиеся над сельвой. Почти все старики и дети в селении умерли от голода, ибо некому было рыхлить землю и бить зверей. Когда кончится гнет змееликих? О время голода и болезней смертных, время засух и крови, пройдешь ли ты?! Плачут рабы-люди, рабы-камни, рабы-деревья!»
– Хватит причитать, - грубо сказал Вачинга. - Не для этого мы собрались.
Сказитель презрительно поглядел на изгоя и с достоинством опустился на низкую скамью.
– Белый Отец трижды прав, - сказал Аттэхе, меряя Вачингу тяжелым взглядом. - Чтобы поднялось плато Ольмана, погибли тысячи мирных людей сельвы. Плато стоит на их костях.
– Сельва поглотит злой город!… - зарычал позади Аттэхе мускулистый голый тэнк по имени Шраморукий. Опаленное зноем лицо, выпирающие от голода ребра и плечи, покрытые рубцами и шрамами, - все выдавало в нем беглого строителя храмов. Рабы убегали ныне толпами не только из Ольмана - отовсюду: из Чалька-цинго, с Острова жертв, из городов на западе. Воины Тунгаты не могли удержать их. И в самых глухих селениях сельвы люди понимали: плохи дела в царстве Длинных Плащей, они слабеют, настала пора возмездия.
Второй день с залива дул шквалистый ветер. Туман и сырая мгла сменялись проливными дождями. Археологи не вылезали из палатки, пытаясь расшифровать пиктографы. Подобно путнику в дремучей чаще, мысль Амана блуждала среди гипотез, догадок, предположений. Смысл рисуночного письма ускользал. Рядом прилежно трудился Тирлинг, на его непроницаемом лице тоже отражались какие-то чувства. Видимо, на сей раз самолюбие корифея было сильно задето.
– В профиле вот этого человечка, - сказал Аман, - угадываются черты жителя островов Тихого океана, то есть океанийского монголоида. Не находите?
– М-мм… сходство есть, - пробормотал Тирлинг. - Нечто вроде древнего айна с Курильской гряды или Хоккайдо.
– А мне видится абориген Охотского побережья, - возразил Демченко. Его загорелое лицо так и светилось от гордости: созданный им геоскоп узрел эти загадочные пиктограммы в толще вековых наслоений.
– Почему именно с Охотского?! - спросил Тирлинг.