На территории той части общины Илиджа, что осталась с нашей стороны аэродрома (отсеченной от основной его части), за время войны эта группа была единственным официальным интервентным формированием. Находилось здесь и несколько временных групп в начале войны, как, например, «Касиндольские четники». В Касиндольском батальоне было несколько местных ребят, привлекавшихся к участию в акциях, и одного из них, Педжо, позднее я узнал лично, поскорльку со временем в этом батальоне был создан и интервентный взвод, командиром которого стал русский доброволец из Мордовии, бывший офицер милиции Борис. В январе состоялось совещание Алексича с Чено и еще несколькими его офицерами: я также присутствовал на нем, так как являлся телохранителем воеводы. Были поданы кофе, ракия, сок, задымились сигареты, но речь шла в основном о потребностях в боеприпасах и оружии, количество которых для воеводы штаб бригады урезал. Но у Чено были, видимо, большие связи, и он в меньшей мере зависел от поставок штаба. Воевода, надо сказать, не жадничал, порой отказываясь от того или иного из списка или сокращая что-то. От сигаретного дыма у меня разболелась голова, и я вышел из кабинета в приемную, где скучала молодая и очень симпатичная секретарша Чено. Я уселся в кресло у ее стола, и мы повели светские беседы. Когда она упомянула, что пишет стихи, и уже написала что-то об одном своем погибшем друге, я тут же попросил ее написать что-нибудь и о себе. Наконец, воевода вышел из кабинета, и мы с ним и кем-то еще из его окружения покинули гостеприимное здание станицы милиции Кула, за углом которого помещалась местная тюрьма.
На Златиште, к отелю «Осьмица», мы подъехали первый раз 22 января 1994 года, часов, эдак, в десять. Тогда стоял густой туман, и я, по наивности, обрадовался ему, решив, что благодаря туману мы сможем все-таки пройти незамеченными наблюдателями противника (из города и с Чолиной капы). Радовался я напрасно: выяснилось, что наши средства огневой поддержки — танк, противотанковая пушка и минометы — при тумане работать, оказывается, не могли, и поэтому акцию пришлось отменить. Тогда меня и других наших ребят это разозлило, так как получалось, что мы идем не в атаку, а на стрельбы, но в дальнейшем я все же понял, что многое здесь зависело от самого стиля местного мышления, точнее, от его официального варианта. Самая распространенная тактика заключалась в том, что не пехота руководит средствами огневой поддержки, а наоборот [действительно, это тактика Второй мировой войны — примеч. ред.]. Это отнюдь не изобретение сербов, а широко известная тенденция в тактиках многих армий разных времен. И те же американцы ей привержены, возможно, больше сербов. Просто в Войске Республики Сербской было куда меньше совершенной техники, обеспечивавшей действия в сложных погодных условиях и ночью, да и специалистов не хватало, а войска для действия в таких условиях были, в большинстве своем, малообучены. К тому же, для ЮНА это была первая война, ее теория с Запада не была опробована на практике. Вот и лупили друг друга, что сербы, что хорваты, что мусульмане, преимущественно днем, и то при хорошей погоде.