Иногда из города приносили номера первой в Вирджинии газеты – «Монтана пост». Как-то в декабре Тресси с восторгом узнала, что в городе будет гастролировать самый что ни на есть настоящий театр, представят пьесу под названием «Слабый духом не покорит женского сердца», а также многое другое. Для самой Тресси это было недоступное развлечение, но Роза, навестив ее, как обычно, рассказала о представлении во всех подробностях.
В этот день белокурая подружка Тресси выбралась из коляски, изящно подобрав пышные яркие юбки, и направилась прямиком под кухонный навес. Там Роза взяла на руки Калеба, сидевшего в своей самодельной кроватке, и устроилась поудобнее, чтобы вдоволь поболтать.
– Ох, Тресси, как жалко, что тебя там не было! В жизни не видала столько ротозеев. Театр был так набит, что не протолкнешься. Люди топали ногами, кричали, хохотали и плакали – по ходу пьесы, само собой. Все было, как в самом настоящем городе, ну разве что чуточку погрубее. После представления актеры пели забавные песенки, и еще, Тресси, играл оркестр, настоящий оркестр. Восхитительно!
Калеб ухватил беззубым ротиком палец Розы и заурчал от удовольствия.
С обожанием глянув на него, Тресси улыбнулась подруге:
– Неужели там и вправду был весь город?
– Слава богу, не весь. Кое-кого мои девочки все же завлекли в «Золотое Солнце», а я сама, конечно же, была в театре вместе с Джарредом. Но послушай, весь город там бы и не поместился. Говорят, что население Вирджинии достигло уже почти что десяти тысяч. Представляешь, Тресси? Десять тысяч душ в этакой глуши!
Тресси недоверчиво покачала головой.
– Но больше всего, – продолжала Роза, – меня изумляет то, что все, как один, намерены остаться здесь на зиму. Я-то думала закрыть «Золотое Солнце» до весны, а смотри-ка – на дворе уже декабрь, холодно, как, господи прости, в последнем кругу ада, а у нас в салуне все так же полно народу. Не знаю, как ты, но я все же предпочла бы местечко потеплее.
Она усадила Калеба на колено и принялась щекотать. Она веселилась от души, глядя на его забавные гримаски. А потом вдруг сказала:
– Может быть, я на зиму уеду в Сент-Луис. Тресси огорчилась не на шутку. Роза Ланг была ее единственной подругой. До чего же грустно будет лишиться на всю зиму ее воскресных визитов! Сейчас, когда холщовые стены навеса опустили и закрепили, чтобы спастись от холода и пронизывающего ветра, Тресси казалось, будто ее погребли в пещере без света и радости. Больше уж не полюбуешься отсюда на покрытые снегом горы, не вдохнешь свежий воздух, напоенный ароматом сосен…