– А, будьте вы все прокляты!
В этот миг Тресси мечтала лишь об одном – наказать своего драгоценного папочку, и посильнее, чем она наказала эту скотину в человеческом обличье. Не в силах видеть эту косматую образину, девушка убежала прочь и даже не заметила, какой болью искажено недоумевающее лицо Рида.
Вечером похоронили роженицу и ее мертвого малыша. Тресси не обменялась с мужчинами ни единым словом. Вспышка гнева истощила все ее силы, и к тому же она предпочитала оплакивать свою названую сестру в одиночестве. Свидетелями ее горя были только господь бог и оставшийся в живых новорожденный сын индианки, которую звали Горький Листок.
Он встал до рассвета и бесшумно пробрался к седельным сумкам полукровки. Индейский ублюдок так над ними трясется, что уж, верно, там отыщется что-то ценное, а значит, сам бог велел прихватить их с собой. Без единого звука он вынес сумки из хижины. Пора в путь.
Все, что нужно взять с собой, он втайне приготовил еще вчера и укрыл в глубине леса, там же, где привязал пони Горького Листка. Его верный «энфильд» был прислонен к стене хижины, он взял ружье, легко и бесшумно ступая в сапогах из оленьей кожи, которые смастерил полукровка. Ничего не скажешь, славная обувка! В самый раз для того, чтобы незаметно подкрадываться к добыче. Он подавил смешок.
Ночь была безлунной, и ему пришлось долго, с удвоенной осторожностью спускаться вниз по крутой тропе. В сосновой роще он забросил сумки на спину пони, уселся в седло и поехал прочь, направляясь выше в горы.
* * *
Тресси проснулась внезапно, словно кто-то ее встряхнул. Скудный предутренний свет сочился в окошки хижины, и она залюбовалась сонным личиком маленького сына Горького Листка. Невеселые заботы терзали ее. У них нет ни капельки молока, и Тресси понятия не имела, далеко ли отсюда до населенных мест. Им сгодилась бы и ферма, и фактория… но до ближайшего жилья наверняка целый день пешего пути, если не больше.
Кончиком пальца она погладила крохотный, крепко сжатый кулачок.
– Калеб, – беззвучно шепнула девушка. – Калеб Рид Клинг. – Как ни отвратительно было прибавлять к имени малыша эту гнусную фамилию, а все же Доул Клинг – его отец. Мальчик должен носить отцовское имя.
Покуда он не раскричался от голода, Тресси проворно поднялась и, размешав сахар в воде, обмакнула в эту смесь чистый лоскут. Мальчик жадно сосал сладкую воду, даже не открывая глаз.
Тресси присела на краю постели. Когда прошлой ночью мужчины вернулись с похорон, она уже улеглась спать. Сейчас в хижине стояла необычная тишина. Клинг обычно храпел, как медведь в берлоге, да и Рид от него не отставал. Должно быть, они уже встали и отправились по своим мужским делам.