Он смотрел на нее с горьким вызовом – никому другому Николь не предложила бы себя в обмен на деньги, только ему. Из-за того, кем и каким он был в прошлом, какой ненужной и неважной заставил он ее чувствовать себя тогда, когда сам был одержим единственной целью – разбогатеть.
– Мы здесь потому, что ты помог мне справиться с крайне сложной ситуацией, – четко сформулировала она.
– Что, в свою очередь, создало такую ситуацию, в которой я просто мечтал оказаться, – парировал Кин. – Так ли иначе, наше прошлое не умерло, Николь.
Для него, может, и нет. Что тогда у него на уме был только секс, что сейчас – они просто зашли на второй виток. А вот для нее теперь все по-другому. Она уже не будет неистово, слепо, до боли сердечной любить его. Так что для нее их прошлое умерло.
Они подошли к дому, уже один мраморный холл которого с массивной лестницей и рядом лифтов кричал об огромном богатстве.
– Мы пришли.
Кин вставил ключ в замок одного из лифтов и пропустил Николь в кабину, пол которой был устлан мягким ковром. Войдя вслед за ней, он нажал кнопку, обозначенную буквой П. Пентхаус, подумала Николь. Лифт стремительно возносил их к личным апартаментам Кина, и так же стремительно росла ее паника.
Кин привел ее в просто сказочную гостиную. Окна – от пола до потолка, из них открывался захватывающий вид на Сиднейскую гавань. Ковер на полу был мягкого бежевого тона, по кремовым кожаным диванам разбросано множество ярких, разноцветных подушек…
Это всего лишь декорации, подумала Николь с горечью. Атрибуты социального положения. Но дорогое внутреннее убранство – еще не дом. Впрочем, настоящий дом никогда и не интересовал Кина. Живя здесь, в этом замке, он наверняка чувствует себя королем мира. Но если бы он только понимал, как пуст этот его замок на вершине…
Кин стоял у сервировочного столика и наблюдал за Николь, безмолвно застывшей у одного из окон. Он не делал никаких попыток присоединиться к ней, чувствуя, что она словно заковала себя в броню перед неизбежной интимностью. Она готовилась дать то, что должна по условиям сделки, но не более.
Обычно женщины, которых он приводил домой, проявляли любопытство к его жилищу, осматривали обстановку, вертелись в кухне, и все это с восторженными охами-ахами. Николь же, отвернувшись к окну, демонстрировала отстраненность и полное безразличие.
– Кофе, Николь?
– Да, пожалуйста, – ответила она, не поворачивая головы.
– Ты по-прежнему предпочитаешь каппучино?
– Да, благодарю тебя.
Равнодушие Николь придало Кину решимости пробить стену, которую она возвела между ними. Он сделал кофе, открыл коробочку бельгийского шоколада и поставил на небольшой столик возле дивана. При легком стуке фарфоровой чашечки о поверхность стола – или, может быть, из-за аромата кофе – Николь наконец обернулась и улыбкой поблагодарила Кина за его попытку доставить ей удовольствие.