– Мой муж, Луис Сола, был очень красивым. В течение многих лет я была им просто околдована, но он использовал наш брак, чтобы получить пропуск в мир богатых людей, и попросту обокрал многих из них, в том числе и членов моей семьи. И в один из дней, обычных, похожих на все другие, он ушел, оставив меня и сына в скандальной ситуации, созданной его вероломством.
– Вам, должно быть, пришлось очень трудно, – сочувственно заметила Николь.
Эвита кивнула и снова тяжело вздохнула.
– Я не могла этого вынести. А Хоакину приходилось еще тяжелее – после отцовского преступления его травили в школе. Ему же было только тринадцать лет, а он уже был подвергнут жестокому остракизму, стал практически изгоем. Даже моя семья избегала его – он был слишком похож на Луиса, но я-то знаю своего сына – он настоящий Галлардо. – В печальных глазах Эвиты светилась гордость. – Для него было лучше уехать в Австралию, чем оставаться в Буэнос-Айресе, где ему никогда бы не было доверия. Так мы оказались здесь, и Хоакин поклялся доказать, что все были несправедливы к нему.
– Как?
– Возместив все украденные отцом деньги. Все.
Так вот в чем была истинная причина столь целеустремленного желания Кина делать деньги, и так много, как только можно. Теперь Николь стало понятно это, как и то, насколько мало она знала человека, которого любила.
– Когда мы обосновались здесь, Кин очень много работал и учился. Он получал специальную стипендию в университете, а потом получил и степень по бизнесу. По окончании университета он пошел работать в банк, чтобы научиться делать деньги из денег.
– В чем очень преуспел… – заметила Николь с горькой иронией.
Эвита кивнула и печально посмотрела на Николь.
– То, что мой сын ушел из дома, чтобы жить с тобой, означало, что его чувства к тебе были очень сильными. Меня это беспокоило, поскольку могло помешать реализовать мою мечту – вернуться в Буэнос-Айрес с гордостью за своего сына, за то, чего он достиг своим трудом.
Эвита подняла руки, как бы прося простить ее.
– Я не хотела встречаться с тобой, не хотела, чтобы ты заняла достойное место в жизни Хоакина. Я не позволяла ему даже говорить мне о тебе. И все это из-за моего эгоизма…
– Не стоит говорить об этом, Madre, – прервал ее Кин, неся им каппучино, – и не надо себя казнить. Никто и ничто не могло помешать мне тогда выполнить задуманное. – Он поставил чашки с кофе на стол и в упор посмотрел на Николь. – Но вышло так, что, пока я шел к поставленной цели, потерял гораздо больше, чем предполагал.
Он имеет в виду Зою, подумала Николь.
Цель, которую поставил перед собой Кин, – возвратить долги отца – оказалась важнее каких-либо обязательств перед ней. Она понимала, что застарелую травму, которую он получил в 13 лет, просто так забыть невозможно, тем более если сам на себя взвалил миссию восстановления справедливости.