– Я рад, что ты приходишь сюда. Я тоже испытываю необходимость прочувствовать театр до начала представления. Все остальные оркестранты обсуждают будущие гастроли.
– Куда мы едем сначала? Господи, как я ненавижу самолеты! Снуешь как челнок – то туда, то сюда. После гастролей только дня через два начинаешь приходить в себя.
Музыкант быстро перебирал струны своей гитары. Он смотрел на руки Кэтрин, лежащие на коленях, – золотисто-коричневые от загара и такие хрупкие. Сквозь кожу просвечивали голубые жилки. Ногти не длинные, хорошей формы, покрытые светлым лаком. На пальцах никаких колец. Руки лежали неподвижно, значит, она сейчас уже не нервничает, как тогда на приеме, когда он окликнул ее. Теперь она была спокойна.
– Надеюсь, эта поездка пройдет хорошо, – продолжила разговор Кэтрин.
– Слишком много переездов, – заметил Томас. Ему нравилось, как она смеется, как гулко разносится смех по пустому театру, но сейчас Кэт была задумчива и молчалива.
– Да, ты прав, можно свихнуться, переезжая из города в город день за днем. А музыка тоже стала бизнесом.
– Еще каким! Огромным, как денежный сундук.
– У тебя дар делать сравнения, – сказала Кэтрин, глядя на его пальцы, перебиравшие струны. – Я люблю смотреть, как ты играешь, совершенно без усилий. Когда Фред учил меня... – Слова повисли в воздухе, словно она вдруг спохватилась. Но, сделав над собой усилие, Кэт продолжала: – Я... мне было трудно, потому что он левша и, естественно, его гитара приспособлена под левую руку. Мне пришлось переучиваться. – Она улыбнулась, вспомнив о прошлом.
С отсутствующим видом Кэт встала и погрузилась в молчание. А Томас продолжал играть. Между ними возникло чувство душевной близости здесь, в пустом театре, где они были одни. Но его музыка оказалась не единственным звуком в тишине зала. Кэтрин снова начала напевать... Она воспрянула духом, слушая интерлюдию, которую играл Томас. Она не думала, что сможет почувствовать прилив творческого вдохновения. Это было совсем иное ощущение по сравнению с тем, которое она испытывала, когда пела перед зрителями на освещенной сцене. Она ощутила рядом с собой крепкую дружескую руку, и душевный покой снизошел на нее. Кэтрин улыбнулась Томасу, когда кончила петь, и сказала:
– Я рада, что ты пришел.
Он смотрел на нее, и впервые его гитара молчала.
– Сколько времени прошло, как я появился у тебя, Кэт?
Ее мысли вернулись ко времени, когда он появился в ее труппе.
– Четыре, четыре с половиной года.
– Этим летом будет шесть, в августе, – поправил он ее. – Ты участвовала в прослушивании во втором туре, одетая в мешковатые белые брюки и рубашку, полосатую, как радуга. И босиком... В глазах полная растерянность. За месяц до этого Эмбридж уехал в Штаты.